Монашка и дракон

— Злишься на меня или на Маризанду? — уточнил дракон, пропустив мимо ушей ее последнее заявление. Не вмешивать? Ладно, об этом можно порассуждать позже.

— На вас. К чему злиться на эту бедную женщину?

— Эта бедная женщина швырнула в ров твое кольцо, — заметил дракон и сразу же добавил: — Не вздумай нырнуть за ним.

— Нырнуть? — Виенн грустно засмеялась. — Что вы, я даже плавать не умею. Да если бы и умела, сильно сомневаюсь, что теперь его возможно найти. Только кольцо — всего лишь вещь. Ее потеря меня огорчила, но не более. А миледи Маризанда — ваша жертва. У нее все серьезнее и по-настоящему. Как можно на нее злиться? Не знаю, как повела бы я себя на ее месте, когда муж выгоняет из дома и заводит наложниц. А уж как вы тащили ее через двор, милорд… Боюсь, мне до смерти этого не забыть. Никакое кольцо не стоило таких унижений.

— Ты что-то заговариваешься, — запротестовал Гидеон. — Кем-кем, а жертвой эту бестию точно не назовешь. Да и она сама себя унизила, когда повела себя с тобой, как торговка!

— Не догадываетесь почему? Мне рассказала Фрида, как вы с ней обошлись. Позвольте предположить, из-за чего все так. Первая жена не родила вам ребенка — и вы развелись без особых трудностей. А от второй оказалось избавиться сложнее, потому что она — родственница королевы.

— Чума она, а не родственница, — сказал дракон, как выплюнул. — Королева уже давно отреклась от нее.

— Значит, вы женились на чуме? — Виенн вскинула брови. — Возможно, тогда чума носила более нежные имена?

— У нее было двое мужей до меня, — рассказал Гидеон, с отвращением вспоминая прошлые дни. — И от каждого — выводок детей. Моя первая жена так и не понесла, поэтому Рихтер быстренько устроил развод и подсунул мне Маризанду. Я терпел ее два года — и все без толку. Ни детей, ни спокойствия.

— Надо думать, вы не просто ее терпели, — сухо подсказала Виенн. — Наверное, еще и усиленно трудились, чтобы оправдать доверие короля. И думаю, вам это не составило никакого труда.

Гидеон закусил губу, понимая, что монашке не понравился его ответ.

— Хорошо, — сказал он, поднимаясь и хлопая в ладоши. — Все это было и травой поросло. Маризанда убралась, и больше мы ее никогда не увидим. Рихтер разведет нас на раз-два.

— Чтобы подсунуть вам третью жену? — Виенн опустила голову, занявшись, наконец-то перьями.

Вроде бы и сказала небрежно, вроде бы и уколола, но в ее голосе дракону послышалось что-то… что-то совсем иное, нежели равнодушие или насмешка.

Гидеон смотрел на нее, чувствуя, как в груди теплеет — слева, где сердце. Откуда такая нежность к этой замотанной в платок девчонке?

Виенн подняла глаза и перехватила его взгляд:

— Что-то еще, милорд?

— Нет, пойду, — он кивнул ей и ушел, на ходу запуская пятерню в собственные волосы.

Может, Дилан и прав — это настоящее безумие. Но как можно остаться при уме рядом с этим зеленоглазым существом? Таким строгим, но пылким, серьезным, и насмешливым одновременно. Запах роз и ладана, мягкость и упрямая сила — все это она, монашка. Купленная за пятьсот золотых, привезенная, как диковинка, а теперь… Кто она для него теперь?

Его брат сидел в зале — мрачный, над кружкой пива. На тарелке лежали его любимые соленые сырные крендельки, но он, судя по всему, не съел ни одного.

— Поехали, развеемся, — сказал Гидеон. — Маризанда убралась — и даже дышать стало легче. Да и коням не помешает пробежаться.

Дилан с готовностью вскочил, Гидеон приобнял его за плечи, выводя из зала, и спросил:

— А не заехать ли нам к лесничим? Устроим охоту на вальдшнепов… Дичь будет кстати…

До субботы он почти не говорил с монашкой. Видел, как она бегала в библиотеку, играла с собакой во дворе, но не подходил, наблюдая издали. Только в субботу, когда она начала распоряжаться насчет монастырского кушанья, он окликнул ее.

— Не приходи в субботу, — сказал Гидеон, и зеленые глаза вспыхнули, а потом Виенн опустила ресницы. — Не потому, что я не хочу тебя видеть, — сказал он. — В эту ночь полнолуние, меня не будет в комнате. Я вернусь только в воскресенье.

— Вы улетите? — она спросила это с придыханием, рассмешив Гидеона.

— Да, надо поразмять крылышки, — сказал он, подмигнув ей.

— Может, мне придти туда, — она указала на восточную башню.

— Не надо, — он коснулся пальцем ее лба. — Хочу, чтобы эта библиотека ночью лежала на подушке и видела сны. Ясно?

— Да, милорд, — прошептала монашка, но в глазах заплескался страх.

Только это был страх не перед ним, а за него, Гидеон не мог ошибиться.

— Я вполне могу позаботиться сам о себе, — сказал он, скрывая за шуткой прилив нежности, что окатил его, как волной во время шторма в открытом море. Маленькая монашка, ведь она не будет сидеть в комнате, а начнет шнырять по замку, чтобы помочь, если понадобится. Надо будет сказать Дилану, чтобы присмотрел за ней. Нет, не Дилану. Нимберту. А еще лучше отправить ее к Нантиль, чтобы мастерили своих кукол и сплетничали — самое женское занятие.