Монеты на твоей ладони

       Ветер стих, снег снова падал сплошной, отвесной стеной, растворяясь в тумане. Я сделала несколько шагов и остановилась. Что-то было не так, но что?... Я подышала на руки и сунула их в карманы. Бездна, ну и холод... И тишина...

       Вот оно - тишина. Я прислушалась. Ни шороха снега, ни поскрипывания варин, ни приглушенных голосов вдалеке. Ничего. Только падает и падает мягкими хлопьями снег, бесшумно ложась на землю, только крепчает и крепчает с каждой минутой мороз, превращая воду в лед. И неестественная, будто разом оглохла, тишина.

       Я медленно повернулась вокруг своей оси. Напряженно вглядываясь и вслушиваясь, с натянутой до предела струной внутри.

       Тревога ядом проникает в сознание, а с бездонных небес валится снег, засыпая глухой мир толстым одеялом...

       Цок-цок-цок. Цок. Цок. Цок...

       Она белесым призраком вырастала из снежного тумана. Тело из размытых серых мазков, бесцветной кляксой расплывшаяся грива. Лошадь.

       Лошадь с глазами синими и мертвыми, как вздувшийся труп. Из распоротого живота толстыми, заиндевевшими на морозе змеями свисали почерневшие кишки, волочащиеся по земле. Цок. Негнущиеся ноги сделали шаг. Кишка зацепилась за корень и лопнула.

       Она несла наездника. Лишь на гран плотнее вьюги, сотканный из могильной тишины и мертвенно-белого снега, с синими осколками звезд в слепых глазницах, прожигающими холодом насквозь.

       Лошадь остановилась, и синие звезды обратились на меня.

       Волна лютого мороза бросила на колени и накрыла с головой. Не дающая вздохнуть, сжигающая легкие, останавливающая сердце. Кожа на пальцах лопнула, багровые нити расчертили руку, замерзая и рассыпаясь ледяной крошкой еще до того, как капли успевали долететь до земли.

       Вокруг вспыхивали все новые и новые синие икры, из снежной мглы выплывали призрачные тела. Ледяные пальцы впились в душу, выпустили когти и начали рвать, рвать, рвать...

       Алекс

       Бледный свет Путей над головой не тускнел даже ночью.

       Я сидел на пороге кривоватой хижины, почти землянки с поросшей травой плоской крышей, и чертил веткой на земле лабиринт.

       Неизвестность была... раздражающей. Я видел картину происходящего, но от недостатка информации в ней зияли дыры. Последствия и первопричины искажались от банального незнания того, что сейчас происходит в мире.

       Дверь распахнулась с визгливым скрипом. На пороге возник Хан, хмурый и задумчивый, как и все последние сутки.

       Небо начало светлеть, сразу со всех сторон.

       - Ничего не слышно?...

       Я пожал плечами, в лабиринте появился новый закуток.

       - Мне слышно не больше, чем тебе. В любом случае, отсюда мы не сможем ни на что повлиять.

       - Она же твой Страж. Тебе что, на самом деле все равно, что с ней? - Хан странно посмотрел на меня.

       - Конечно, нет. Далеко не факт, что я смогу сам отыскать нужный портал, чтобы вернуться.

       Хан одарил меня далеко не дружелюбным взглядом. Я передернул плечами.

       - Это была шутка.

       - Что-то не уверен я, что ты шутил.

       Он покачал головой и пошел к реке. Я неторопливо встал и зашел в дом. Единственная комнатенка больше напоминала платяной шкаф. Ее стены были густо увешаны полками, но и их не хватало - пухлые томики стопками громоздились на полу. Я присел, перебирая книги.

       Хлопнула дверь. Вернулся Хан с объемистой корзиной и начал выкладывать ее содержимое на стол.

       - А мяса нет?

       - Нет. Мы тут живем просто, натуральным хозяйством. Если есть желание посидеть с удочкой - прошу.

       Желания не было. Поэтому я захрустел фруктами, правда, свежими и душистыми - прямо с дерева. В кармане обнаружилась пара сухарей.

       Кое-как перебив голод, я захватил выбранную книгу и снова сел на пороге. Снаружи окончательно рассвело, а вот Пути днем как-то поблекли.

       Я уложил увесистый томик на колени. Это были "Хроники" Иллири, не самая увлекательная в этом мире вещь, но некоторые нюансы проясняла.

       Сосредоточиться на тексте получалось с трудом - мелкие валлирийские буковки-змейки прыгали перед глазами, норовя завязаться в шипящий узел.

       Я потер уставшие глаза. Узел развязался, но змейки попадали со строчек и начали ползать по всей странице, выстраиваясь в четко выстроенные, как на конном параде, ряды. А потом все змеи разом оторвали тяжелые головы от пергаментной страницы и зашипели.

       И бросились на меня.

       Я вздрогнул и проснулся. Мышцы затекли, книга валялась на траве, перевернутая переплетом вверх. Я неловко поднял ее, стряхнул несколько прилипших к страницам травинок и положил обратно на колени. Хан сидел у реки, под деревом, записывая что-то в Летописи, небо было все таким же пронзительно-голубым, Пути были все...

       Нет, Пути определенно были не такими, как ночью, и даже на рассвете.

       - Хан! - позвал я.

       - Что?

       - Пути не меняются в течение суток? По яркости?

       - Они не меняются в течение миллионов лет. Никак, - отрезал он, не отрывая глаз от Летописи. - Это единственное, что здесь вообще есть постоянного. Почему это тебя вообще начало волновать?

       - Сам посмотри - они потускнели.

       Хан посмотрел, наливаясь какой-то восковой бледностью. И неестественно спокойно сказал:

       - Они не просто потускнели. Они исчезают.

       Скай