Послушалась монголка шулама и сделала так, как он ее научил: взяла иглу и перед самым приходом детей растянулась у входа в юрту. Увидев мать без движения, сыновья принялись укладывать ее в постель. Тут-то она и уколола того, кто поддерживал ее за плечи. Затем сделала вид, будто очнулась, открыла глаза и видит, в головах у нее стоит Бага-алим, а на руке у него красуется большая родинка. С тех пор лучший кусок монголка отдавала родному сыну — Бага-алиму, а сироте — Их-алиму оставляла объедки.
Однажды на охоте, собирая стрелы, Бага-алим увидел потроха, разбросанные по стойбищу. Рассказав об этом брату, он не поверил своим ушам, когда тот в ответ пожаловался:
— Это, наверное, для меня пища приготовлена.
Каково же было его удивление, когда дома мать подала ему вкусную аппетитную еду, а Их-алиму сунула те самые отбросы, которые он недавно видел. Разгневался Бага-алим, выбросил тарелку с отбросами, а брату отдал свое блюдо. Сам же съел все, что приготовила себе мать.
На следующее утро, когда братья снова отправились на охоту, Их-алим сказал:
— Жалко мне, сироте, покидать родные места, да ничего не поделаешь — лучше уйти самому, чем ждать, пока тебя выгонят.
— Если уходить, так уйдем вместе, — возразил Бага-алим.
Но Их-алим ответил:
— Тебе это ни к чему, — и ускакал.
Прискакал он к берегу моря, где паслось огромное стадо, и спрашивает пастуха:
— Ты чей скот пасешь?
— Ханский.
— А где живет твой хан?
— На том берегу моря.
— Как же ты переправился сюда с таким стадом?
— По дну морскому. Стоит сказать: «Море, расступись», — и оно расступится.
— А что сделаешь, когда пригонишь стадо домой?
— Часть скотины привяжу, а часть — стреножу.
— А потом?
— Ем хусам[29]
, пью хярам[30] и ложусь спать.Тут Их-алим бросил пастуха в море, оделся в его лохмотья и переправился вместе со стадом на противоположный берег. Пригнав стадо на место, юноша часть скота привязал, часть стреножил и, сильно проголодавшись, пошел во дворец. Там он чуть было не забрел в ханские покои, но по дороге натолкнулся на злую служанку.
— Ты что, паршивец, никогда не ел хусам и не пил хярам, что лезешь сюда? — заорала она.
— Шел я полем — луком пахнет, помутилось в голове. Будь добра, скажи, где найти мне хусам и хярам? — сказал Их-алим.
— Ступай в кухню, — проворчала служанка.
Пришел туда Их-алим и встал у двери в ожидании.
— Что случилось, ты, поросенок? — закричали на него слуги. — Почему до сих пор не ел хусам и не пил хярам?
Опять пришлось прибегнуть к обману.
— Шел я полем — луком пахнет, помутилось в голове. Дайте поскорее хусам и хярам!
Дали ему слуги хусам и хярам, наелся, напился Их-алим и пошел искать, где бы прилечь.
А у хана было семь дочерей. Шестеро уже были замужем, а самая младшая еще не была просватана. И получилось так, что в ту ночь мнимый пастух забрел к ней на ночлег. Пришлось хану скрепя сердце согласиться на брак своей дочери с пастушонком. Выделил он им в приданое старую желтую юрту да кое-какую рухлядь.
А в табуне у хана была пегая кобыла. Каждый год приносила она по жеребенку, и каждый год его похищала волшебная птица хангарид. Приближалось время и на этот раз кобыле ожеребиться. И решили шестеро зятьев хана подстеречь и убить хангарид. Узнала об этом жена мнимого пастуха, пришла к хану и сказала:
— Мой муж тоже будет стеречь хангарид.
— Хорошо, — согласился хан и подарил пастуху серого годовалого жеребенка, который всегда плелся в самом хвосте табуна.
Прискакал Их-алим на пастбище и с вечера завалился спать. А шестеро зятьев расположились кольцом вокруг табуна. Всю ночь не смыкали они глаз, а под утро заснули мертвым сном. Их-алим проснулся на рассвете и видит: пегая кобыла уже ожеребилась. Вдруг откуда ни возьмись прилетела хангарид, схватила жеребенка и взмыла и небо. Стрелы, пущенные Их-алимом вдогонку, сбили перья с крыльев птицы и срезали кончик хвоста у пегого жеребенка. Подобрал Их-алим добычу и отнес ее домой жене.
Проснулись зятья — видят: кобыла ожеребилась, а жеребенок исчез. Подобрали они остатки перьев, пришли к хану и давай врать, будто сражались с птицей, но упустили ее.
Хотел было хан послать их в погоню, но младшая дочь уговорила отца поручить это пастуху.
Оседлал Их-алим серого жеребенка и отправился в путь. Скоро бедное животное совершенно выбилось из сил и остановилось.
— Жди меня здесь, — сказал Их-алим, слезая с жеребенка. — Дальше я пойду один.
Но тут измученный жеребенок превратился в красивого иноходца в полном убранстве, с притороченным к седлу луком и колчаном. Теперь можно было продолжать путь вместе.
Добравшись до истоков ручья, где, по слухам, хангарид поила краденых лошадей, Их-алим решил спрятаться. Скоро волшебная птица пригнала свой табун на водопой, но лошади шарахались от воды, ржали и вставали на дыбы.
«Что в воде — бог или черт?» — подумала хангарид, наклоняясь над ручьем.
Но тут на нее сзади навалился Их-алим, связал и перекинул через седло.
— Пощади меня, добрый молодец, — взмолилась птица, — я буду служить тебе правдой и честью.