Моногамия. Бонус. О возрасте в сексе и о сексе в возрасте

Мой муж сияет от счастья — его любимая дочь приехала. Он тянет к ней руки и обнимает долго, нежно и с чувством, целует в лоб.

— Ты как нас нашла?

— Элементарно, Ватсон! Ты же всегда приводил нас детьми сюда кататься, как только снег выпадет!

— А ты почему в такой короткой и тонкой куртке? — журит её. — А если заболеешь? Ты представляешь, какая в твоём положении это может быть беда?

С этими словами он стягивает свою удлинённую парку и надевает на возмущающуюся Соню:

— Ты что! Ты же замёрзнешь в одном свитере!

— Ничего ему не будет, — встреваю, — он по утрам в одной футболке бегает, и ничего!

— Да! — поддакивает мой муж, довольно улыбаясь.

— Так это в вашей Испании тепло, а у нас тут мороз и снег, между прочим! Зима белая, а не зелёная, как у некоторых!

— Она хоть и зелёная, а по утрам холодно — немногим выше нуля, — сообщаю. — Не переживай за него, он знает, что делает, а вот тебе, дочь, стоило бы поберечься!

Соня выглядит уставшей, под глазами у неё залегли синяки.

— Ты не заболела, Соняш? — спрашиваю у неё.

— А… нет. Что, выгляжу чудовищно, да? Это Никита сегодня полночи не спал, у него зуб видно лезет. Очередной, — вздыхает.

Алекс кладёт свои ладони на её довольно большой уже живот, затем наклоняется и прижимается к нему ухом:

— Ну и кто тут у нас?

— Пока не знаем, пап. На этот раз решили пол не выяснять до самых родов. Сюрприз хотим, — довольно улыбается.

— Устала? — спрашивает Алекс у своей неродной дочери, заглядывая ей в глаза с таким теплом и необъятной любовью, что у меня снова сердце щемит.

— Устала… — вздыхает.

— Может, сделаете паузу после третьего малыша? Это слишком большая нагрузка, Соня! — и в голосе его я слышу тревогу.

— Всё нормуль, пап! Разберёмся, не маленькие уже, — довольно улыбается.

— Надо мне с Эштоном поговорить, — вздыхает мой заботливый муж. — Совсем замучил ребёнка!

— Ты напоминаешь мне курицу-наседку, — говорю ему. — Оставь детей в покое. Займи уже себя чем-нибудь и не приставай к людям!

Алекс какое-то время смотрит на меня с недоумением, затем разворачивается к детям:

— Кто хочет покататься на гоночных санках?

— Я! — самым первым отзывается Амаэль.

— Я-Я-Я, — повторяет краснощёкий Никита.

А Айви молчит.

— Айви, ты с нами, конфетка? — спрашивает её Алекс.

— Да, если это не опасно, — отвечает ребёнок, и мы с Соней прыскаем смехом.

— У неё даже повадки, как у тебя, — замечает мне моя самая старшая дочь, — не только внешность. Надо же, Антона тут словно и рядом не было.

И я вижу такую картину: Алекс подходит к Айви, садится на корточки, поправляет ей её розовую шапочку:

— Это не опасно, мудрая ты наша девочка. Санки повезу я, твой дедушка, а мне можно доверять!

Айви не спешит соглашаться, ждёт, что ещё скажет ей Алекс.

— Мужчинам в своей семье можно и нужно доверять, понимаешь? На них лежит ответственность за тебя, и они об этом знают!

— Все?

Вот это вопрос!

— Да, все до единого! — уверенно отвечает глава нашей необъятной семьи.

— Ладно, — соглашается Айви, спокойно направляется к санкам и так же, без лишней суеты на них усаживается.

— Айви! Я первый! Я же буду управлять! — возмущается Амаэль.

— Нет, я первая. Мне нужно следить за дорогой.

— Па-а-ап! — Амаэль скачет, как заводной, рядом с Алексом, оттягивая его свитер вниз, — я самый старший, я должен управлять!

— Ну, положим, кто тащит санки, тот и управляет. Так что, выбирай, либо едешь сзади, так как первое место уже занято, либо тащишь.

Амаэль, совершенно расстроенный, размышляет некоторое время, затем делает свой выбор:

— Я буду тащить.

Алекс смеётся и треплет его по голове:

— Молодец! Правильно, сын, всегда держи всё под своим личным контролем! Но сегодня можешь доверить его мне, и я прокачу вас с ветерком. Садись последним, будешь придерживать Никиту, чтобы не упал, идёт?

— Идёт, — вздыхает мой сын, не слишком довольный тем, как повернулись обстоятельства, но ответственность за самого младшего принимает на себя.

— Очки возьми! — кричу мужу, поправляющему ноги детей, проверяя всё ли безопасно.

— Да ну их, нервотрёпка одна. Тут, на этом поле, кроме снега всё равно ничего нет. Ну что, дети, готовы? — спрашивает у своих пассажиров.

— ДА!!! — хором.

— Ну, тогда держитесь друг за дружку покрепче! — и с этими словами он разгоняется, волоча по снегу пластиковую гондолу с пищащим и вопящим потомством.

Мы с Соней остаёмся наедине, что в последнее время не такое и частое явление.

— Всё-таки как же тебе повезло с мужем, мам! — сообщает мне дочь, улыбаясь и глядя горящими глазами на своего отчима.

— Тебе ничуть не меньше повезло со своим! — обнимаю её за плечи.

— Да, конечно… Но Алекс особенный, таких, как он, больше нет.

— Таких, как Эштон, тоже нет, — спорю.

Соня усмехается:

— Тебя не переспорить, мам! Он вообще когда-нибудь собирается стареть? Пятьдесят семь, а выглядит всё так же — ходячий секс!

— Соня! — возмущённо восклицаю.

— Что, Соня? Я уже давно взрослая женщина, мам! Давай не будем притворяться, что секса нет, а я на свет появилась из цветочка, как Дюймовочка. Ты ведь это мне в детстве говорила? — смеётся.

А я краснею:

— Как умела, так и говорила.