Монохромный человек (СИ)

«Да нет, он действительно очень расстроен своим проступком и искренне раскаивается!»

«Ха! Раскаивается! Как же!.. Он опять тебя обманет! Вот увидишь!.. Может это все вообще его хитрый план мести! Ты ведь его тогда здорово унизила! Да ещё в присутствии Даны…»

«Но ведь на самом деле возможно не такой плохой, каким кажется! У него погиб младший братик, а его сестра замужем за тем, кто виновен в его гибели…»

«Да какая разница! Мирон сволочь, скотина и подонок! И если ты опять ему поверишь, он опять харкнет тебе в душу! Хочешь этого?!»

«Да он всего лишь человек, у которого не заживающая рана на сердце!..»

«И что теперь?! В все вокруг виновны?! Все девушки теперь должны отвечать за проступок его старшей сестры? Да и потом, возможно её муж и правда не виноват. Такое тоже бывает… Дети иногда выбегают на дорогу…»

«Да, но, черт возьми, как можно жить с человеком? убившим твоего младшего брата?! Как можно целовать и любить его? Пусть хоть триста раз не виноват!»

Терзаясь сомнениями и удрученными размышлениями, я спустилась вниз в мастерскую.

В опустевшем гараже стояло несколько автомобилей.

Я провела короткую инспекцию рабочего инвентаря.

Убрала несколько брошенных не на месте инструментов.

Проверила выключено ли оборудования.

Остановившись возле синего Aston Martin, я раздраженно цокнула языком.

Автомобиль стоял с открытой пастью капота, являя миру беззащитное устройство двигателя.

Интересненько, кто это у нас такой безрассудный готовый, в случае чего расстаться с несколькими миллионами.

Я, конечно, понимаю, что английские концерны уже давно не делают хороших автомобилей, но хозяин этого британского корыта так не думает.

И случись чего с двигателем, кое-кому придется продать и квартиру, и дачу, и обе почки. И то не хватит.

— Совсем какой-то безмозглый. — проворчала я, осторожно закрывая капот элитного седана. — Надо будет посмотреть на видеозаписи кто это у нас такой беззаботный.

Я прошла дальше, протерла забрызганный влагой капот красной Ауди ТТ.

— Ты смотри, какая она у нас хозяйственная. — глумливо протянул кто-то.

Я резко, порывисто обернулась.

По коже рук, лица и спины растеклось пекущее и холодящее чувство страха.

Сердце скакало в груди. С ритмом пульса возрастала нагнетающая тревога.

Я увидела, как из тени, в дальнем углу мастерской выходят две рослые фигуры.

От взгляда на их лица у меня перехватило дыхание.

Я их узнала.

Это были те двое автослесарей, которых я тогда уволила.

Ерохин и Пахоменко.

— Ну, здравствуй. — громко и зло прошипел Пахоменко. — Скучала, мелкая дрянь?

— Чего вылупилась с**ка? — прорычал Ерохин. — Что не ожидала?! Да?!

Они не торопливо, подступали ко мне.

Пахоменко кривил губы в ехидной, злорадной усмешке. Ерохин глядел на меня тяжелым, угрюмым взглядом.

Они приближались.

Я в пугливой растерянности по очереди глядела на них.

Озверевшее чувство опасности тяжелой, вязкой массой наваливалось на меня.

Ликующий страх хлынул в кровь, жгущий холод растекся по венам.

Я бросила беспомощный взгляд в сторону собак.

Леопольд и Каролина были слишком далеко. К тому же на цепи.

Почему они пустили Пахоменко и Ерохина? Наверное, ещё не отвыкли от их запахов.

— Как все удачно совпало то, а? — посмеиваясь с издевкой проговорил Пахоменко. — Ваши работники все свалили, смотреть это с**ный бой… А твой дядюшка небось опять где-то бухает. Верно? И теперь ты здесь одна…

Он прожигал меня ненавистным взглядом.

— Знаешь, — продолжал Пахоменко, глядя на меня. — Мне в жизни многое пришлось пережить и стерпеть. Но никогда ещё…

Его лицо вдруг скривилось в злобной гримасе.

— Ещё никогда меня не смела унижать какая-то сопливая малявка, с хозяйскими замашками! Похоже твой дядюшка не научил тебя уважительному отношению к мужчинам?!

— Надо бы это исправить, а. — зло проворчал Ерохин.

Я не знала, что им ответить. Я вообще боялась что-то сказать.

Свирепо овладевшая мной паника вселяла безвольную дрожь и слабость в тело.

Меня захлестывал ужас от осознания собственной беззащитности.

Я должна была кричать, но не могла. Да и кому? Мирону? Что он им сделает! Они вон два здоровых шкафа… И куда сильнее, чем Федя.

На дрожащих, слабеющих ногах я робко отступила назад.

— Что смотришь, овца драная! — рявкнул вдруг Пахоменко.

Я вздрогнула всем телом. Боязливо сжалась, попятилась назад.

— Извинятся будешь?! — басом рыкнул Ерохин.

Я плаксиво скривилась, всхлипнула.

— Ну! — прорычал Пахоменко.

— Изв-вините… — заикаясь, дрожащим голосом тонко пролепетала я. — п-пожалуйста…

— «П-п-пожалуйста»-с насмешкой перекривлял меня Пахоменко. — Что, коза белобрысая, уже не такая смелая?! А?! Смотри-ка как ты трясешься… Понимаешь, что никто тебе сейчас не поможет, да?!

— Только ты неправильно просишь прощения. — мрачно заметил Ерохин. — Перед взрослыми мужчинами надлежит по-другому извинятся!

— Действительно. — довольно хохотнул Пахоменко и посмотрел на своего приятеля. — Только я первый.

— Да без проблем. — ухмыльнулся Ерохин. — Я удовольствием погляжу… на процесс перевоспитания.

Я в страхе глядела на их лица. О чем они? Что…

И тут до меня дошел смысл их слов. И я поняла, что понимают под «перевоспитанием».