Читаем Монстр памяти полностью

Они торжественно кивнули и тут же принялись болтать как попугаи. Трепались без умолку – кто как сыграл в казино отеля, кто что купил в магазинах и кто что собирается купить, про завтрак – неплох, но в других европейских отелях побогаче будет. Подробно перечислили все, что успели съесть и чем им не угодили поляки, потом перешли на обсуждение жен, мужей, детей, внуков, бизнеса, недвижимости и финансов. Конца и края не было этому словесному потоку. Каждый час им позарез требовалась остановка на кофе и перекур, и после каждой такой остановки они возвращались с сумками.

Я пытался понять, что это за люди. Из каких они городов, стало ясно из разговоров, но род их деятельности оставался для меня загадкой. Самый громкий из них владел каким-то заведением. Он жаловался на сотрудника, ответственного за внутренний распорядок и игнорировавшего при этом порядок внешний, – наверное, придется его уволить.

Довольно скоро я заскучал по школьникам и солдатам и пожалел обо всех гадостях, которые о них думал. В середине поездки один из экскурсантов внезапно наклонился ко мне и прокуренным голосом сказал:

– Профессор, нам сказали, что вы профессор, может, расскажете нам чуток про Холокост, про то, что мы сегодня увидим?

Я был рад, что он ко мне обратился, и начал свою обычную вступительную речь об истоках и этапах Холокоста. Этой небольшой лекцией – образцом емкости и точности – я чрезвычайно горжусь. Но они не слушали – не могли сосредоточиться. Способность к концентрации внимания у этих людей была на уровне детского сада, и когда я дошел до вторжения в Россию и начала ликвидаций с помощью айнзацгрупп и местных бандитов, одна женщина крикнула подружке: «Ты погляди, здесь тоже есть «Икея»!»

Тут они совсем отвлеклись, и лекция закончилась. «Может, они и правы», – подумалось мне. Какой смысл в этом сотрясании воздуха? Если нам заповедано продолжать жить, пусть и продолжают – во всей пошлости и обыденности. А может, они делали это нарочно, а не по глупости. Выглядели они весьма обеспеченными, уж точно обеспеченнее меня, вынужденного их сопровождать, чтобы заработать себе и своей семье на пропитание.

Мы прибыли в Аушвиц I. По просьбе туристов я сфотографировал их перед воротами с лозунгом «Труд освобождает». Постепенно я начал проникаться к ним симпатией. Я повел их через коричневые кирпичные строения, через ворота, мимо чемоданов, протезов, а потом в первую газовую камеру и в крематорий. По большей части я молчал, экспонаты говорили сами за себя. Думаю, что они и впрямь были потрясены, но когда я сказал, что сейчас мы поедем на микроавтобусе в Биркенау и там проведем еще около пары часов, ко мне подослали парламентера – владельца заведения, и он сообщил, что вторую часть лучше бы опустить, все было очень интересно и это действительно шок, но хватит – им, особенно женщинам, такое слишком тяжело, и можно уже возвращаться.

– Хорошо, – сразу ответил я. Я сам боялся туда ехать, боялся того, что там увижу. – Но только знайте, что именно там происходило массовое истребление людей. Когда говорят об Аушвице, как правило, имеют в виду Биркенау. Вы не увидите самого важного места.

Бизнесмен посмотрел на меня серьезно, сострадательно, положил свою большую руку мне на плечо и сказал:

– Ничего, мы понимаем. Не думайте, что мы такие легкомысленные, просто нам этого довольно, – чтобы осознать, больше ужасов не нужно. Хватит. Правда, достаточно. И не волнуйтесь, оплата будет в полном объеме.

Я был ему благодарен. Этот человек словно хотел уберечь меня. Я сказал водителю, что мы возвращаемся в Варшаву.

Вечером я с ними распрощался. Утомленные долгой поездкой, туристы выбрались из микроавтобуса, оставив нам с водителем чаевые.

– Ну, вы держитесь тут, – сказали они на прощанье. – И купите себе новые ботинки.

И весело пошли в гостиницу, готовиться к вечерним развлечениям.


После я провел еще несколько таких однодневных экскурсий, но их становилось все меньше. В турагентстве мне объяснили это низким спросом, признав мое туристическое направление неперспективным.

Я готовился вернуться в Израиль, но напоследок решил в одиночку проехаться по всем концлагерям, как сделал это несколько лет назад, когда первый раз оказался в Польше. Я спланировал прощальный тур самым тщательным образом. Я хотел запечатлеть его на фотографиях и точно знал, где и каким образом хочу попрощаться.


И тут пришло письмо – от вас лично. Я несказанно обрадовался, уверенность в себе вернулась в одночасье, все унижения были почти забыты. К нам обратился известный немецкий режиссер, писали вы, который работает над фильмом о концлагерях. Для помощи в сборе недостающей информации он просил порекомендовать ему гида – специалиста по Польше, и важно, чтобы это был представитель Яд Вашем. И вы тут же подумали обо мне. Скоро режиссер со мной свяжется. С наилучшими пожеланиями…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза