Читаем Монстры полностью

– Понятно, бухгалтерам виднее, – сделал ударение на последнем «а» литератор и болезненно дернулся. Воопоп улыбнулся.

– Бухгалтерам виднее, – повторил бухгалтер безо всякой иронии.

– Судя по поведению некоторых, именно так и есть, – оживился литератор.

– Не литераторам же, – поставил все на свои места бухгалтер.

Впрочем, по поводу чего сыр-бор? Стоило бы того.

Пара молодых швейцарцев, членов какого-то старинного общества или, скорее, ордена Духовного Преображения Человечества, приехала в Россию в поисках некой необыкновенной практики российских адептов той же идеи. Практики духовного преображения человечества. В России с этим всегда было небедно. С чем другим – бедно, а с этим вот – нет. О том и прослышали они в своей родной Швейцарии в районе базельского Гетеанума. Наши швейцарцы, как и всякий западный левый интеллектуал того времени, были увлечены советским проектом спасения загнивающего меркантильного человечества. По сей вдохновляющей причине поступили на славистский факультет древнего университета города Цюриха и счастливо окончили его под руководством престарелого профессора Бранта.

Я знал его, но уже в преклонные пенсионные годы, оставившего свои университетские штудии и обитавшего в небольшом домике на альпийском склоне, неподалеку от города Лугано. Я его посетил. Мы поговорили. Его русский был по-прежнему безупречен.

– Да, – произнес он на прощание. – Кто знает истинные времена. – Я не понял, к чему относится его замечание, последовавшее после долгого разговора об университете, учениках и эвритмике, которой занималась его духовно продвинутая дочь. Профессор помнил своих учеников.

Так вот, соединив свои русские привязанности и левые пристрастия со склонностью ко всякого рода эзотеризму, они прямо-таки трепетали при упоминании обо всем необыкновенном и таинственном, исходившем как из пределов самой России, так и от всего русского, рассеянного по дальним окраинам обитаемого света в виде эксклюзивных носителей так называемой загадочной русской души. Ну, это понятно. В смысле – непонятно.

Так вот и дошли до наших героев первые сведения о некоем скрытом мистическом проекте под названием, естественно, Китеж. И, естественно, осуществлявшемся под эгидой наиболее секретного 66-го отдела КГБ, его 6-го сектора.

Я знаю. Я встречал некоторых якобы бывших сотрудников того отдела. В миру они представлялись разными там коммерческими директорами или бухгалтерами каких-то невинных производств и торговых организаций. Но все было ясно с первого же взгляда. Выпивши или доверившись, они становились разговорчивыми. Их рассказы были интригующи, но весьма сомнительны. Однако не более сомнительны, чем все реальное и обыденное, окружавшее обитателей шестой части планеты в повседневной жизни.

– Все крайне недостоверно, – посетовал литератор умиротворенному Воопопу.

– А Ренат? – отвечал тот, кивая в сторону молчаливого Рената, развалившегося на траве и уставившегося в вечереющее небо. И вправду.

Солнце почти закатилось за горы. Холодало. Поеживаясь, медленно и вразнобой поднялись с травы и направились в сторону слабо светящегося монастыря. Вошли во внутреннее пространство и проследовали в пустынное просторное помещение центральной постройки. Разместились за маленькими столиками на крохотных подушечках вдоль одной из стен. Вдали мерцал алтарь с сизоватыми курениями, сливавшимися с голубыми сумерками, лившимися через узкие окна, растянутые почти по всему периметру вверху, под самым потолком строения.

Воопоп с улыбкой устраивался на голубой атласной подушечке, поправляя желтый просторный хитон. Толстые розоватые ступни с аккуратными округлыми, еле заметно пошевеливающимися пальцами высовывались из-под мягкоподвернутого одеяния.

– Достоверность, достоверность, – ворчливо бормотал литератор. – Черт со ступой. – Голос его звучал искренне и горько. Он тоже попытался устроиться в позе лотоса, но достаточно неловко. Было видно, что это ему непривычно и неудобно.

– Ну зачем ты так? – несколько укоризненно произнес Воопоп. Литератору стало несколько неудобно. Но он промолчал.

Остальные тоже молчали.

От швейцарцев услышал я и более полную, но столь же сомнительную версию всего, происходившего на неком удаленном северном российском островке, ставшем местом осуществления названного преображенческого проекта.

Приехала, значит, эта парочка в Россию. В новую, распущенную и вседоступную. В самый пик перестроечного развала всякой государственности и институциональности. Быстро сориентировалась. Раздобыть любые сведения не составляло труда. Тем более что масштабы швейцарских и российских денежных доходов были несопоставимы. Ну, вы же помните? Заплатив кому нужно необременительные для своего бюджета швейцарские франки (правда, в долларовом эквиваленте), они легко добыли адрес этого самого поселения, где, по их рассказам, и происходил секретный эксперимент тайных российских служб.

– Ты знаешь все эти поезда с пересадками и стоянками, – говорил худой и выдержанный Христиан.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия