Христиану он удивительно напомнил почти такого же мужичонку на другом краю земли. В их родном швейцарском селении, где Христиан провел свое милое малолетство в семье огромного отца-кузнеца. И дед его был кузнец. И прадед был кузнецом. А вот прапрадед или прапрапрадед были уже, естественно, пресловутыми швейцарскими стрелками. Из тех, которые славились по всей Европе своей продажностью, жестокостью и несгибаемостью и чьи жалкие реликтовые остатки до сих пор делают вид, что охраняют папскую резиденцию в Ватикане. Мужичонку звали Адольф. Ничего не напоминает? Носил он всем известную маленькую щеточку усов под носом. По тогдашней моде. Я имею в виду еще довоенную, распространявшуюся на весь континент и на многих его, ни о чем исключительном или же специфическом и не помышлявших, особей мужского рода и пола. Да и имя Адольф ничем таким особенным до поры до времени, то есть до времени рождения главного Адольфа, не было отмечено. А потом: Ну, да тому он не виновник. Так вот, мужичонка, счастливо и неведомо как обойденный даже малыми крохами информации обо всяких этих европейских неимоверностях, сохранил всеми узнаваемые и вызывающие чувство моментального отвращения у любого мало-мальски прогрессивного и осмысленного индивида усы. А если к тому присовокупить, что и фамилия у него была на удивление соответствующая – Фюрер, то: Но так было. Среди всего местного населения, уже обзаведшегося в пору появления на свет малолетнего Христиана новейшей техникой – тракторами и разного рода самоходными сеялками-веялкими, бедный Фюрер по-прежнему волочил под уздцы к дому Христианова отца свою лошаденку на поковку. Бедный, бедный Фюрер! Ну, да ладно, не беднее любого иного фюрера. На всякого бедного другой еще беднее найдется. Именно этого Фюрера и напомнил Христиану встречавший их на совсем другом крае земли, на совсем других путях представитель местной если не власти, то диаспоры.
Гости с неким даже энтомологическим интересом, что ли, приблизились к единственному обнаружившемуся местному обитателю. Понаблюдали его. Затем стали протягивать ему какие-то ненужные бумаги и произносить магические, но не производившие на него никакого впечатления имена высоких начальников и поручителей. Мужичонка не обращал на все это никакого внимания. К тому же он вряд ли мог что-либо рассмотреть или расслышать из-за своего беспрерывного крика и постоянного нервного подергивания. Однако и наши друзья были не дураки. Даже весьма опытны в своем уже многолетнем и плодотворном опыте общения с обитателями различных регионов российской земли. Христиан опустил тяжелый рюкзак на землю. Развязал и, нагнувшись, запустил туда руку. Мужичонка замер, внимательно следя за маневрами иноземца. И вот Христиан достает бутылку. Затем вторую. Затем третью. Протягивает их охранителю этих диких мест. Тот берет. Не произнося ни слова, пропускает визитеров вперед себя и следует за ними по направлению к кирпичному сооружению. Выдержав недолгую паузу, снова принимается причитать:
– Туда, туда! Да не туда, не туда! Блядь, на хуй! На хуй, блядь! Не туда, еб вашу мать. Вот туда, блядь, на хуй.
Путешественники, поминутно оглядываясь на него, пригнувшись у низкой входной притолоки, вступили в холодное пустое гулкое каменное помещение. Голос мужичонки скакал, напрыгивая на них со всех сторон, отражаясь от голых стен. Оказавшись в центре гигантского пустого пространства в самом пересечении столбов света, льющегося из верхних окон, посетители поначалу ничего не могли разглядеть. Мужичонка не переставая рутинно матерился, совершая какие-то почти ритуальные круги вокруг пришельцев, взглядывая на них снизу. Было непонятно, чего он хочет или ожидает от них. Бутылок, правда, наши швейцарцы обнаружить уже не могли. Это была хорошая примета.
Приглядевшись и несколько отступив из центрального покачивающегося светового столба, прищурившийся Христиан первым обнаружил по стенам продуваемого помещения какое-то копошение. Самоотдельную жизнь, пропадавшую в голубоватом мареве, отделявшую центральную часть от затененной, заглубленной.
– Жизнь, жизнь! – проговорил Воопоп.
– Всюду жизнь, – мрачно процитировал бухгалтер. – У нас в детстве, в коммуналке, все было переполнено детьми, клопами, тараканами и крысами. С ними боролись самыми неимоверными способами, разве что не поджогами. Хотя и это случалось.
– С детьми? – съязвил литератор.
Сборник популярных бардовских, народных и эстрадных песен разных лет.
Василий Иванович Лебедев-Кумач , Дмитрий Николаевич Садовников , коллектив авторов , Константин Николаевич Подревский , Редьярд Джозеф Киплинг
Поэзия / Песенная поэзия / Поэзия / Самиздат, сетевая литература / Частушки, прибаутки, потешки