Монстры

– Это кто? – спросил Христиан начальствующего мужичонку, кивнув головой в сторону разнообразного, с трудом различимого копошения по всему периметру отсыревших стен немалого помещения бывшей монастырской трапезной.

– Кто, блядь, кто!? Избранные, на хуй. Рабочий материал, – откликнулся тот.

Ну да – избранные! Ведь и ехали-то они не в какой-либо там любой монастырь или приют-приемник. Ехали по наводке и рекомендациям.

– А что значит – избранные? – робко спросила Сильвия.

– А то, блядь, и значит, что избранные. Избранные, на хуй, не понимаешь, что ли, блядь? – резонно отвечал командир. Сильвия смолчала. В голосе начальника появились жесткие нотки и решительная интонация. Он полувыпрямился и росту оказался немалого. Повыше рослого Христиана. А если полностью выпрямится – мелькнуло у того в голове – эдак ведь под все два метра.

Шевелящиеся же по дальним углам, сидящие, лежащие и странно передвигающиеся на ловких и быстрых оставшихся конечностях, либо вовсе без них, человеческие существа были одеты престранным, предиковиннейшим образом. Впрочем, весьма привычным для подобных мест и по тем временам. Какие-то зековские ватники, сторожецкие валенки, кучерские огромные варежки, солдатские жесткие, стоящие колом шинели, шпанистые засаленные шапки-ушанки, конармейские синие галифе. Заводские затертые и немыслимо замызганные штаны. Клетчатые мальчишеские рубашечки. Азиатские полубывшие халаты. На некоторых угадывались ботинки каких-то первопроходцев, впрочем без никому не нужных, вечно путающихся под ногами шнурков. Комсомольские кепки и почти богемные шарфы. Изящные меховые, правда немало потраченные молью, временем и неимоверностью бытия, муфты. На одном откуда-то и почему-то пестрые носки, бывшие в пору своей свежести, видимо, по-пижонски невыразимо и обворожительно яркими. Бухгалтерские круглые очки и нарукавники, к примеру. Или же вдруг неуместный в данной ситуации галстук. Или шляпа. Или шляпка. Или же на дамах туфли с каблуками. Прически с заколками. Парусиновый агрономский пиджак и серые парусиновые же ботинки. Китайское манто двадцатилетней импортной давности. Эмиграционное, видимо, или еще дореволюционное. Что-то из вязаного и плетеного. Хотя, конечно, рассмотреть все в подробностях не было никаких возможностей, да и времени.

Присмотревшись, Христиан заметил и кучи засохшего, полузасохшего и совсем еще свежего кала. Огромные затеки мочи достигали места нынешнего их стояния. Но запаха не было. Не было.

– Видимо, тяга. Сквозняк, – сообразил Христиан, оглядев огромные дыры и пробоины в стенах и крыше. Затем он смог уже различить и отдельных, тут же присевших, неуединившихся, поблескивающих из-под вороха одежд небольшими оголенными поверхностями тела испражняющихся личностей. Запаха, как поминалось, не было. Никто не обращал на них внимания.

Выпрямившись, начальник гордо и сурово оглядел раскинувшийся перед ним невзрачный людской пейзаж. Хотя, ясное дело, обозреваем он им был далеко не в первый раз и, понятно, знаком до мельчайших подробностей. Подчиненный люд не обратил внимания на вошедшую троицу.

– Знаешь, я был в полной уверенности, что попал не совсем туда. Вернее, совсем не туда, – объяснял Христиан, потягивая уже второй бокал нашего замечательного российского пива. Я обычно выбираю «Балтику-3». Или «Балтику-5». Хотя и другие тоже неплохи.

Я не ведал еще, в какую сторону повернет его повествование. Такого рода западные полуэтнографические, хотя вполне и сочувственные описания дикого советского быта уже не возбуждали меня. Не бросали в пучину пущих подтверждений несообразности советской человеческой неисправимой натуры. Раньше бы я тут же поведал о том, как в яме одного крупного племсовхоза, заполненной многолетно не откачиваемым навозом, затонул дорогущий импортный племенной бык. Его обнаружили поздно. Тащили всем совхозом. Трактором. Двумя тракторами. Звали на помощь соседей – бесполезно. Затонул.

Как сгорели детишки, запертые родителями в чуланчике, чтобы не приставали и не требовали еды во время славных совместных родительских дневных, вечерних и ночных распитий славных алкогольных напитков. Загорелось. Родители, как были в нижнем застиранном белье, выскочили на мороз. Впрочем, под смиряющим действием алкоголя, в вялой полупанике, с блуждающими улыбками полупонимания всего происходящего на мягких и безвольных губах. Про детишек забыли. А и, действительно, всего не упомнишь, особенно в таких экстремальных ситуациях.

Как колченогий и кривоватый сосед нашей коммуналки влезал в кровать по очереди к матери, жене и тринадцатилетней дочери, впрочем, тоже далеко не трезвым, включая и девочку-подростка. Да и кровать-то в их убогой маленькой коммунальной комнатенке в восемь квадратных метров умещалась одна. Зато большая. Так что несложно было и промахнуться. Даже и не было никакой возможности не попасть ко всем трем в одну кровать одновременно. Так что и не было никакого «по очереди». Все было сразу.