Читаем Монстры полностью

Вышли на Тверской бульвар. Отыскали свободную скамейку ровно напротив глыбообразного здания Нового художественного театра. Вернее, оно оказалось у них за спиной. На скамейках целовались-обнимались, распивали-веселились, сидели на спинках, поставив огромные грязные ноги в разбитых кроссовках на грязные же сиденья, – в общем, разнообразный московский и приезжий люд. Молодые, склонив головы куда-то в общий центр, изредка оглядываясь на окружающий мир, курили, передавая друг другу чинарики. Пожилые передвигали обшарпанные фигурки шахмат. Либо, запрокинув бутылки, из горлышка глотали разнообразной крепости алкогольные напитки. Было тепло. Марта, откинув полу белого плаща, протерев рукой сиденье, бросив быстрый взгляд на ладонь и отряхнув ее, присела на краешек. Закинула ногу на ногу. Достала из сумки пачку сигарет. Закурила. Ренат плюхнулся рядом. Пробегавшие мимо инстинктивно направляли косые взгляды на высокообнаженные стройные ноги Марты, освещенные ярким, свежим, еще не успевшим подустать и озлиться, весенним солнцем. Она не обращала на них никакого внимания. Ренат с улыбкой провожал их глазами, пока они в смущении не отводили взгляда и не убегали дальше по своим делам. Марта, как обычно, была одета строго, чем, кстати, всегда выделялась из их разнузданной, неряшливо или, наоборот, вызывающе обряженной компании. И сейчас она была в черной короткой юбке и белой кофте с маленьким стоячим воротником. В черных блистающих туфлях на большом каблуке с обрубленными носами. Она давно бросила свои малооригинальные литературные занятия и обреталась в каком-то из многочисленных рекламных агентств. Зарабатывала прилично и была в форме. Это сразу бросалось в глаза.

Ренат закинул голову, наблюдая зазеленевшую свежую листву и проносившиеся в глубине веток на синем небесном фоне огромные, крупно слепленные, белые, почти что эстонско-балтийские-альпийско-тибетские облака. Становилось жарко. Он расстегнул рукава рубашки и завернул их. На обнажившихся запястьях мелькнули черные пятна. Ренат тут же быстро опустил рукава.

– И чем же ты теперь занят? – неожиданно встрепенулась Марта.

– Да разные там научные штуки. Трудно объяснить. – Он рукой обрисовал в воздухе нечто, как бы обозначающее всю сложность нетривиальных научных материй и возможную неадекватность их объяснения.

– А раньше объяснял. Даже сердился, что не слушаю, – неожиданно смиренно проговорила Марта и едва заметно усмехнулась. Ренат взлохматил волосы и невероятным образом закинул длиннющие руки за шею, ощупывая верхние спинные позвонки. – Опять, что ли, федоровское что-то? Засрал же вам мозги Александр Константинович. – Марта стиснула тонкие губы совсем уже в неразличимую полоску, отчего кожа натянулась на ее острых немонгольских скулах. Оба глядели в сторону родного Литературного института им. Горького. Оттуда редкими группками выползали молодые люди. Разом напряглись, когда им одновременно почудилась у ограды высокая прямая фигура Андрея. Но показалось. Показалось. Потом обоим привиделась и мелькнувшая там Машенька. Хотя, что ей тут было делать. Но им показалось. Вот она в толпе нагнала Андрея. Взяла его за локоть. Он обернулся и, наклонившись к ней, выслушивал нечто, что она торопливо и горячо ему нашептывала. От обоих шло какое-то напряжение, так что люди, обычно вплотную прижимающиеся друг к другу в часы пик московской толпы, огибали их на расстоянии. Они стояли в неком подобии воздушного колокола.

– Странно, – сказала Марта, прищурив близорукие глаза. – Что-то в них такое неправдоподобное. Это ведь не они? – она обернулась на Рената.

– Скорее всего, – тихо отвечал Ренат.

Двое постояли и исчезли за подошедшим к остановке троллейбусом. Когда тот сдвинулся, их уже не было. Растаяли. Такое бывает в густой московской неимоверной и непредсказуемой толкучке. Хотя, что тут странного? Просто сели, да и отъехали. Ничего странного.

– Понимаешь, я ее, как бы это выразиться, понудил, что ли, – прервал достаточно длительное молчание Ренат. – Заманил.

– Заманил, заманил, – без выражения повторила Марта.

– Я не про то! Совсем не про то!

Вдали снова возникла Машенька и так строго посмотрела в их сторону, словно осуждая за этот глупый разговор. А что осуждать-то? Девяносто процентов жизни любого из нас, собственно, и состоит из подобной жизненной рутины. Без этого балласта нас попросту перевернула бы титаническая пучина бытия. Да на пущее дно затащила бы.

Ренат, вдруг испугавшись, инстинктивно схватил Марту за плечи и уткнул лицом себе в плечо, чтобы она, не дай Бог, заметила бы шевелящиеся Машенькины губы, по которым, несмотря на значительное расстояние, можно было отчетливо все прочитать.

Марта всхлипнула и тут же быстро вырвалась из рук Рената. Провела пальцем по ресницам:

– Перестань. Мне пора домой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия