Парадоксально, но в век гуманизма и Ренессанса вернулось довольно архаичное представление о монстрах как о предвестниках чего-то дурного и дьявольского. Суеверия распространялись даже в самых просвещенных кругах. Рождение монстров – детей или животных с аномальными чертами – связывали с солнечными и небесными явлениями, а также с политическими событиями. Так и равенский младенец был символически разобран буквально по частям, каждая из которых получила свое истолкование. Его рог стал указанием на гордыню, крылья – на легкомыслие и непостоянство, хищная когтистая лапа выступила олицетворением ненасытности, ростовщичества и скупости, а глаз на коленке был интерпретирован как заинтересованность исключительно в земных благах. Гермафродитные черты Равенского монстра закономерно превратились в символ разврата и содомии. Сам факт рождения такого монстра в Италии был истолкован как Божественный гнев на Папу Юлия II и на весь итальянский народ. Монстр якобы указывал на то, что Италия погрязла в пороках, отчего она ввергнута в войны с Францией.
Одновременно с увлечением монстрами и связанными с ними суевериями стал пробуждаться и исследовательский интерес к ним. Постепенно зарождалась тератология – наука о монстрах. Работы таких исследователей, как Якоб Руф (1500–1558), Корнелиус Гемма (1535–1578), Амбруаз Паре (ок. 1510–1590), легли в основу систематического изучения монстров, а точнее – человеческих аномалий развития. В XVI веке эмбриология, а также исследования гормональных и биохимических процессов, протекающих в организме человека, были развиты еще очень слабо. Знания в этих областях были скудными, поэтому накопленные Средневековьем сведения о монстрах все еще оставались очень влиятельными.
«История монстров» Улиссе Альдрованди, изданная уже совсем поздно, в 1642 году, включала описания и практически полностраничные изображения большинства известных со Средневековья чудовищных человеческих рас: это и человек, питающийся запахом, который на гравюре вдыхает аромат яблока, а также человек с отверстием вместо рта, куда он всасывает еду с помощью трубочки, изображение человека с огромной нижней губой, очевидно восходящее к традициям африканских племен, а также человека с гигантскими ушами. Далее в издании помещен четырехглазый эфиоп, циклоп, уже знакомый нам человек-журавль и антипод с повернутыми назад ступнями. Этот стандартный ряд монстров продолжают «лесные люди»: изображения мужчины и женщины с густой растительностью на лице. Но у Альдрованди это не собирательные типы дикарей, а весьма конкретные образы, практически портреты, которые отсылают к реальной истории.
Портрет Тогнины Гонсалвус, дочери Петруса Гонсалвуса, работы Лавинии Фонтаны. XVI в.
В конце XVI века при дворе французского короля Генриха II появился необычный человек по имени Петрус Гонсалвус (Педро Гонсалес), который страдал редким заболеванием – гипертрихозом, отчего волосы покрывали буквально все его лицо. Этот странный с виду человек был отправлен ко двору Маргариты Пармской, которая решила усыновить его. Полноправным членом королевской семьи он, конечно же, не стал, а воспринимался всеми как живой курьез. Однако при дворе он имел все необходимое для безбедной жизни. Позднее Петрус даже женился на дочери богатого купца, в союзе с которой у него родилось семеро детей.
Удивительно, насколько мирно уживаются на страницах сочинения Альдрованди, казалось бы, абсолютно фантастические свидетельства (например, о женщине, несущей яйца, откуда вылупляются маленькие человечки, вырастающие затем в гигантов) с описанием реальных патологий развития человека (увеличение числа конечностей, сиамские близнецы) и уникальных медицинских случаев (например, беременная одиннадцатью плодами итальянка Доротея). Устаревшие сведения из античных и средневековых источников вступают в очевидное противоречие с реальными научными наблюдениями.
Подводя итог обзору традиции, связанной с описанием и изображением людей-монстров, можно с удивлением констатировать, что до эпохи Великих географических открытий убежденность в существовании на границах мира диких народов со странной наружностью и отвратительными обычаями оставалась непоколебимой. Ученые-энциклопедисты и художники не спешили отказываться от образов этих странных, одновременно похожих и непохожих на людей существ, сублимируя в них свои страхи перед еще не изведанным и непознанным.