Группу персонажей со святым Антонием в центре плотным кольцом обрамляет орава разношерстных монстров: левее из гигантского красного плода выходят чудовища и бесы, в руках у одного из них сабля, а у другого – арфа, излюбленный Босхом инструмент. Внизу – гибридный монстр полурыба-полулодка перевозит пассажиров демонического вида, а с правой стороны находится группа еще более странных чудовищ: огромная крыса, а рядом с ней – поросшая древесной корой фигура с покрытым чешуей хвостом, которая держит в руках младенца, а еще крылатый монстр с репейником вместо головы и многие другие ужасающие твари. Каждый сантиметр поверхности картины наполнен существами, вызывающими отвращение и омерзение: насекомые с крыльями или без и демонические создания самых разных мастей. Всматриваясь в отдельные детали, можно разглядеть сюжеты поклонения Антихристу, морального упадка и разложения человека, в частности пьянства, а также пародии на священников и нечестивых верующих. На дальнем плане полыхают пожары, в которых сгорает этот порочный и греховный мир. Только взгляд Святого Антония из самого центра картины направлен на зрителя, он будто бы обращается к каждому, взывая к размышлениям о своей собственной жизни.
Левая створка триптиха посвящена одному эпизоду из жизни Святого Антония: однажды во время молитвы на него напали бесы, они избивали и мучили его, поднимая высоко в небо, а затем бросая о землю. Но глядя на картину кажется, что Святой их не замечает, продолжая усердно молиться. На правой створке мы снова видим Антония, который держит в руках открытую книгу и не обращает внимания ни на обнаженную женщину, соблазняющую его, ни на других демонов, которые изо всех сил стараются привлечь его внимание и сбить с пути истинного. Этот пример стойкости и непоколебимости монашеского духа перед лицом порока будет вдохновлять и других мастеров: Маттиаса Грюневальда, Мартина Шонгауэра и даже Сальвадора Дали. Каждый из художников по-своему интерпретирует этот сюжет, воплотив в нем свои представления о грехе.
Сегодня уже не совсем понятно, как именно «функционировали» создаваемые Босхом триптихи. Ведь по своей форме они восходят к типологии алтарной картины. Однако очевидно, что ни одна церковь не смогла бы принять такие алтари в свое пространство. Каждая его картина имеет свои загадки и отсылки. Так, именно «Сад земных наслаждений» связывается с идеями секты адамитов. Приверженцы этой запрещенной секты пропагандировали возвращение к невинности Адама и Евы, когда они, не зная стыда, жили в раю нагими. Требование ходить нагими распространялось и на членов секты, в связи с чем их обвиняли в распутстве и преследовали. Действительно, если взглянуть еще раз на рассмотренный нами триптих «Сад земных наслаждений», то там мы практически не встретим одетых персонажей.
Маттиас Грюневальд, правое крыло Изенгеймского алтаря с изображением «Искушения святого Антония», 1512–1516 г.
Музей Унтерлинден в Кольмаре, Франция.
В работе «Воз сена» можно найти отсылки к астрологическим теориям и символам, которые были чрезвычайно популярны в позднем Средневековье. Образ блудного сына, изображенного на оборотной стороне боковых створок этого триптиха, мог быть связан с идеей негативного влияния планет на человека, родившегося под тем или иным знаком. В данном случае блудный сын выступает аллюзией на «детей Луны», принадлежащих к знаку тельца, а значит, склонных к негативному лунному воздействию. Связь с магическими практиками усматривают в особой палитре художника, якобы отражающей разные стадии превращения материала в алхимическом процессе. А страсть Босха к изображению пожаров может косвенно намекать на идею огня, полыхающего в плавильном горне.
Человеческие глупости и недостатки Босх изображал весьма критически, и в целом его подход к искусству можно назвать морализаторским. Но, как известно, блюстители нравственности и благочестия редко бывают интересными широкой публике. Отчего же работы Босха до сих пор пользуются популярностью? Глубокие идеи, безжалостно обличающие людские пороки, были настолько искусно спрятаны художником под очаровательным шармом созданной им реальности с ее поэтическими и тонкими деталями, роскошной палитрой, филигранной точностью в воспроизведении фактур и изысканностью архитектурных конструкций, что даже самые пугающие персонажи его работ становятся в определенном смысле привлекательными. По крайней мере, они вызывают искреннее желание с интересом понаблюдать за ними и внимательно их рассмотреть. Удивительно, но эти фантастическое миры сегодня захватывают внимание наше ничуть не меньше, чем внимание позднесредневековой публики.