Последние слова Рут звенят в моих ушах.
Мор раздваивается между двумя ипостасями: сверхъестественной, требующей, чтобы все мы были уничтожены, и смертной, которая не хочет убивать нас, возможно, даже хотела бы нас
– Ну, и как же ты намерен поступить? – спрашиваю я.
Губы Мора касаются моего уха.
– Посмотрим, что должно произойти. Одно можно сказать наверняка: я не могу жить без тебя.
От такого признания у меня подкатывает ком к горлу.
Лихорадочно обдумывая, поделиться ли этой мыслью с ним, я вдруг чувствую, что Мор крепче прижимает меня к себе. Оглядываюсь: он смотрит не на меня, а вперед.
Я прослеживаю его взгляд, и глаза у меня лезут на лоб. Вдалеке, между заколоченными зданиями, торчащими по обе стороны дороги, целое море людей в белых одеждах.
Мы подъезжаем ближе – поразительно, их тут море. Их распростертые в молитвенном поклонении тела устилают улицу.
В поклонении Мору.
Они ждали его, не боясь отдать ради этого жизнь.
Я оглядываюсь на всадника как раз вовремя, чтобы заметить, как подрагивает от отвращения его верхняя губа.
– Поклонение ложным идолам, – роняет он. – Они заслуживают смерти, им уготованной.
Думала ли я еще секунду назад, что буду с ним спорить по этому поводу? Нет? Ну, извините, ошиблась.
– Значит, и я заслуживаю того же? – шиплю я.
– На тебе был знак Божий, – обтекаемо отвечает он.
От коленопреклоненной толпы отделяются четыре фигуры в белом и идут нам навстречу, перегородив путь. Один из них – седой старик с безумным взглядом. Рядом с ним три совсем юные женщины, настоящие
Когда мы подъезжаем достаточно близко, мужчина шагает вперед и хватает Джули под уздцы. Чувствую, что Мор за моей спиной кипит, однако не пытается снова пустить коня вскачь.
– Я, пророк Иезекииль, пришел к тебе в наш час тьмы, – начинает старец. – Я отдаю тебе, Завоеватель, этих трех женщин в собственность и владение.
В собственность и владение?
Вид у Иезекииля при этом такой, как будто он горд собственным великодушием – может, тебе еще и конфетку дать за то, что потрудился, добыл этих девчонок?
Святоша стоит впереди, девушки за ним. Что-то темное и собственническое поднимается во мне, когда они рассматривают Мора. На мой взгляд, они проявляют излишнюю готовность услужить всаднику.
– Что это такое? – спрашивает Мор, окидывая взглядом море мужчин и женщин в белом.
– Мы давно уже ждем твоего появления, – невпопад отвечает Иезекииль с безумным взглядом.
Всадник за моей спиной хмыкает.
– А это? – подбородком Мор указывает на женщин.
– Они твои, – отвечает Иезекииль.
– И что мне с ними делать? – спрашивает Мор, недоуменно сдвигая брови. Из шестерых, присутствующих здесь, он, очевидно, единственный, кто не понимает всей щекотливости, всего деликатного подтекста этой ситуации.
Но я держу рот на замке, потому что хочу, чтобы этот Иезекииль – ему сейчас явно не по себе – высказался сам.
– Все, что тебе будет угодно, – без запинки выпаливает пророк (ха-ха!). Его взгляд падает на меня, на руку Мора, лежащую на моей талии. И я замечаю, как Иезекииль слегка хмурится.
Б-р, он что же, надеялся впарить всаднику товар посвежее? Обломался, родимый, наш Мор предпочитает привычную старую модель.
– Если бы ты был на моем месте, что ты стал бы с ними делать? – интересуется всадник.
– Не мне решать, – смиренно клонит голову пророк. Точнее, он хочет показать, что держится смиренно и скромно, опустив голову и не отрывая глаз от земли.
Женщины тем временем начинают нервничать. Я подозреваю, что эта сцена представлялась им немного иначе.
– А цена? – не отступает Мор. – Что ты хочешь за этих женщин?
Я настораживаюсь. Надеюсь, всадник не всерьез рассматривает это предложение?
Иезекииль поднимает глаза. Они горят алчным блеском.
– Я надеюсь, что ты пощадишь нас, – его рука взмывает над людским морем, – самых преданных твоих приверженцев.
Всадник внимательно изучает толпу.
– Хм.
Пророка, кажется, приводит в восторг задумчивость Мора.
Наконец, взгляд всадника вновь падает на Иезекииля.
– Ты взял на себя немалую смелость, дерзнув задержать меня, – голос Мора звучит спокойно.
Лицо Иезекииля вспыхивает.