Море синеет…

"Уже несколько часов меня волновала мысль: как пройти Нидлз — этот довольно широкий, с плавно уменьшающимися глубинами проход между банкой Шинглз и Бридж-Рифом. Я даже подумывал обойти остров вокруг, чтобы избежать неприятностей. Тревога моя в значительной мере рассеялась, когда утром я убедился в том, сколь уверенно идет наше судно среди грозных волн. Когда под нами оказалась уже значительная глубина, за кормой яхты начали вырастать увенчанные гребнями пены огромные валы, несшиеся на нас. Всякому, кому невдомек, каким надежным сооружением является судно, гибель показалась бы неизбежной.

"Орион" до переоборудования в иол (общая длина 12,6 м; длина по ватерлинии 11,4 м; ширина 3,12 м; осадка 2,1 м).

Благодаря полным обводам и короткой эллиптической корме яхта мерно, ровно вздымалась и валы проходили под нею, не причиняя вреда. Лишь однажды волна, столкнувшись с кильватерной струей, образованной нашим судном, взвилась ввысь и, увлекаемая ветром, рухнула на палубу.

После восьми утра небо несколько прояснилось, ветер стал слабее, но на юго-западе снова собирались свинцовые дождевые тучи. Какое-то время казалось, что мы успеем дойти до бара, прежде чем они разразятся дождем, но тучи двигались с такой скоростью, что не прошло и часу, как настигли нас. Яростно забушевал ветер, он гнал перед собой клубы брызг, и яхта, несмотря на то, что несла всего один зарифленный трисель, мчалась со скоростью 9 узлов.

Управлять судном стало настолько тяжело, что занемела левая рука, плечо болело, я не чувствовал румпеля. Помощник мой был первоклассным моряком, но ночью зрение его было недостаточно острым — он не мог определить, где возникнет следующий вал и как лучше его избежать. Между тем на руле должен находиться человек, лучше других ощущающий судно, особенно если идешь на яхте, иначе малейшая ошибка, какая-нибудь оплошность — и может произойти беда.

Приближалась опасная минута — мы подходили к месту поворота. Я дорого бы дал за возможность взглянуть на карту, но, поскольку не догадался вовремя послать человека в носовую каюту за картой, пришлось полагаться на память. Два года назад я проходил ближе к поворотному бую, и, к счастью, запомнил конфигурацию Нидлза и залива Алэм. Нам следовало держаться к норд-весту от скал и длинной полосы белых утесов, только что появившейся справа.

В 9 утра прошли в непосредственной близости от буя Нан, обозначавшего зюйд-вестовую часть банки Шинглз, не заметив его. Хотя за морем следили и помощник, и юнга, буй обнаружили, лишь когда прошли его и он оказался на гребне волны, возникшей за кормой яхты. Однако он совсем не был нужен, чтобы убедить нас, что мы в Ла-Манше, — это подтверждал характер волнения: отсутствовали опасные буруны. Но вот три или четыре гигантских вала подхватили наше судно, словно перышко, и мы, перемахнув через фронт бара, очутились на глубокой воде — в относительной безопасности.

Зрелище, представшее нашим взорам, было грозным и внушительным. Огромные волны набегали на отмели и, отпрянув, сталкивались с набегающими, поднимая ввысь столбы брызг. На протяжении четверти мили к зюйд-весту от пролива Нидлз — в бухте Скречелл до самого Сан-Корнера — море, покрытое бурунами, походило на кипящий котел, над которым стояло облако брызг высотой метров пятнадцать.

Оно густой пеленой закрывало наветренную сторону и верхнюю часть мыса Нидлз и соседние скалы. Оттуда это четко вырисовывающееся облако уносилось вверх по заливу Алэм и, достигнув утеса, находившегося на расстоянии мили, плавно опускалось на землю. Начинался отлив, и на самом баре возникли четыре ряда могучих бурунов, через которые вряд ли удалось бы пробиться, пойди мы тем же путем, каким ходят крупные суда. Лаг показывал всего 28 миль, выходит, за 1 час 35 минут мы прошли 13 миль. Если допустить, что в первые два часа мы делали 8–9 узлов, на 35 минут приходилось пять миль с четвертью. Таким образом, скорость хода составляла 9,5 узла, что неудивительно: после 9 часов ветер усилился до ураганного. В 10 часов утра прошли между мысами при сильном отливном течении. Близ Ярмута заметили целую флотилию судов, стоявших на якоре, в их числе четыре паровых. Одно из них, колесный пароход "Дьюк оф Корнуолл" из Дублина, развернулось поперек течения из-за ветра и имело значительный крен. Пассажиры и команда с удобством расположились на подветренном борту. В проливе Солент было весьма бурно, но после наших испытаний поверхность его казалась нам ровной как зеркало. На участке между Херстом и Каусом мы видели лишь одно судно — лоцманский тендер, шедший лишь под зарифленным триселем. В 12.30 пришли в Каус — промокшие до нитки, усталые и голодные. Пришлось простоять на руле 13 часов подряд, да и в дрейфе тяжелой работы было хоть отбавляй.