Море синеет…

Хотя повествование об "Орионе" занимает незначительную часть книги Мак-Маллена, я процитирую небольшой отрывок из него, поскольку это одно из лучших описаний подобного рода.

"Если читателю покажется, что вопросу питания я придаю слишком большое значение, то это лишь потому, что считаю хороший аппетит главной движущей силой, помогающей в сжатый срок проделать необходимую работу. Таким образом, при определении физического и морального состояния членов экипажа трапеза является надежным барометром, показывающим существование "периодов депрессии", чем бы они ни были вызваны — тревогой, усталостью или же недовольством.

…Порою появлялось солнце, радовавшее сердце, поэтому день был не так уж плох, хотя ветер временами достигал огромной силы. Вдобавок к короткой крутой волне из Ла-Манша шла крупная зыбь, отражавшаяся от берега бухты Пегуэлл. В результате получилась невероятная толчея. Без дела я не оставался: за обычными судовыми работами последовали два часа плотницких работ. В четыре часа, словно по расписанию, ветер снова повернул к весту, а давление начало подниматься. Поскольку у меня заканчивались припасы (в долине Сэндвича ни за какие деньги ничего не купишь), я, питая слабую надежду, что тучи вылили всю воду, а ветер выдохся, решил снова пойти в Дувр. В 17 часов под гротом с двумя рифами я сделал попытку, идя против течения, добраться до Дила. Было вытравлено 35 саженей дректова, поэтому выбрать его, как утром, вручную, нечего было и думать.

Я приведен к ветру, туго выбрав шкоты, и, когда лег на другой галс, оставалось вовремя выбрать слабину дректова. Как только он натянулся в моей руке, я положил шлаг на кнехт, якорь оторвался от грунта, и я без труда поднял его. Это был мой первый опыт использования троса, а не якорной цепи, с которой измучишься так, что не пошевелить языком. Теперь я мог беспечно радоваться удивительной простоте и полному успеху операции. Прежде я полагал, что лишь на рыбацких смэках используют трос, когда отсутствует цепь, но теперь, убедившись в преимуществе дректова перед якорь-цепью, сам намерен применять его на непродолжительной якорной стоянке.

Небо было безоблачным, переход оказался восхитительным и, если бы не качка, пришелся бы по вкусу самому взыскательному спортсмену, да и не только спортсмену. Для новой стоянки я выбрал место напротив Аппер-Дила, примерно в трех четвертях мили от пирса, где глубина четыре сажени. Волнение стихло, когда я стал готовиться к ужину, несколько более раннему, чем обычно, а потом начал устраиваться на ночь. С шлюпки, находившейся неподалеку, предложили доставить меня на берег, запросив шесть шиллингов; кстати, услуга, учитывая отжимный ветер, правда, при незначительном накате, была пустяковой, поэтому я указал сидящим в шлюпке на непомерно высокую плату. В ответ на их вопрос, сколько я хотел бы заплатить, я ответил: "Ничего".

— Выходит, ждать нет смысла.

— Никакого.

— Тогда доброй ночи!

Ночь была великолепная. Звезды светили чересчур уж ярко! Если не считать килевую и бортовую качку, можно было бы подумать, что я нахожусь дома после жестокой болтанки и великолепная иллюминация устроена именно в мою честь. По правому борту горели огни города, по левому были разбросаны якорные огни двух-трех сотен мелких судов, по корме виднелись многочисленные, хотя и бледные огни Рамсгита, напоминавшего фешенебельный сад Вокс-холл в его лучшие времена. Я наслаждался великолепным зрелищем и нимало не заботился о том, насколько долговечно это блаженство.

27 августа. Я только встал после необычно крепкого сна (так спят после шторма, когда растекутся облака, но надо сказать, что перед штормом, когда облака собираются, сон мне нейдет), как появился один из вчерашних моих знакомых и предложил за два шиллинга отвезти меня на берег и обратно. Как бы не так! За такие деньги можно не меньше часа катать целую семью. Кроме того, это было мне не нужно.

Отправив письма и купив все необходимое, я вернулся на яхту завтракать, довольный тем, что успел сделать все дела. Уже начался дождь, небо на юго-западе стало неприятного грязного цвета, а барометр что-то заскучал.

Вскоре со стороны Лоуэр-Дила задул порывистый ветер. Занятый делами в каюте, я чувствовал, как зыбь, идущая от Саут-Форленда, все выше подбрасывает мое судно. Если бы не злополучный дождь, я развлекся бы, наблюдая за соседями; но дождь и брызги действовали заодно, и оставлять каюту без особых причин не хотелось.

После завтрака меня окликнули с крупного люггера, находившегося мористее и под штормовыми парусами.