Она взяла меня за руку. Когда в последний раз мы прикасались друг к другу? И я заметил ее хмурую сосредоточенность, когда она вводила мне в левое плечо серебристую капсулу. Было гораздо больнее, чем я ожидал. Она включила изображение над столом и уставилась на плавающий в воздухе экран.
– Почему ты мне не сказала? – вопрошал я. – Ты должна была сказать, что мой кот пришелец из прошлого.
– Откровенно говоря, Гаспери, какая тебе разница. Кот есть кот.
– Ты никогда не жаловала домашних питомцев.
Она сжала губы в ниточку, не глядя на меня.
– Ты должна радоваться за меня, – сказал я, пока она налаживала экран. – Это единственное, чем мне хотелось заниматься, и я этим занимаюсь.
– O, Гаспери, – произнесла она бесстрастно. – Мой бедный агнец. Устройство?
– Держи.
Она взяла мое устройство, приблизила к изображению и вернула мне.
– Все, – сказала она. – Твое первое место назначения запрограммировано. Садись в машину.
Запись беседы:
ГАСПЕРИ РОБЕРТС: Итак, включено. Благодарю вас за то, что уделили время для беседы.
АЛАН САМИ: Не за что. Спасибо за обед.
ГР: Просто в интересах записи: вы скрипач.
АС: Да. Я играю в воздушном терминале.
ГР: За мелкую монету?
АС: Ради удовольствия. Я не нуждаюсь в этих деньгах, если уж начистоту.
ГР: Но собираете мелочь в шляпу у ваших ног…
АС: Ну, прохожие бросали мне мелочь, я и решил подложить перевернутую шляпу, чтобы деньги не разлетались.
ГР: Можно спросить, зачем вы этим занимаетесь, если не нуждаетесь в деньгах?
АС: Потому что мне это нравится, сынок. Я люблю играть на скрипке и смотреть на людей.
ГР: Пожалуйста, прослушайте коротенькую запись, если не возражаете.
АС: Музыку?
ГР: Музыку с посторонними шумами. Я ее прокручу, а затем попрошу рассказать все, что вам о ней известно. Согласны?
АС: Конечно. Включайте.
[. .]
ГР: Это вы играете. Правильно?
АС: Да, я в воздушном терминале. Правда, запись плохого качества.
ГР: Откуда у вас такая уверенность, что это вы?
АС: Откуда у меня… вы серьезно? Ну, сынок, да ведь я знаю эту мелодию и слышал шум воздушного судна, этот свист в самом конце.
ГР: Давайте еще немного поговорим о мелодии. Можете рассказать об отрывке, который вы играли?
АС: Моя колыбельная. Я сочинил ее, но оставил без названия. Я сочинил ее для жены, своей покойной жены.
ГР: Вашей покойной… Соболезную.
АС: Благодарю.
ГР: Существует ли… вы когда-нибудь записывали свое исполнение этой мелодии или делали нотную запись?
АС: Ни то ни другое. А что?
ГР: Ну, как я говорил, я ассистент историка музыки. Мне поручили исследовать сходства и различия мелодий, исполненных в воздушных терминалах в разных уголках Земли.
АС: Из какого вы учреждения, напомните еще раз?
ГР: Университет Британской Колумбии.
АС: Вот откуда ваш акцент?
ГР: Мой акцент?
АС: Только что послышался. У меня острый слух на акценты.
ГР: O, я из Колонии‑2.
АС: Любопытно. Моя жена была из Колонии‑1, но я бы не сказал, что ее акцент был похож на ваш. Давно ли вы этим занимаетесь?
ГР: Помощью в расследованиях? Несколько лет.
АС: Этому обучают на курсах? Как попадают на такую работу?
ГР: Справедливый вопрос. Откровенно говоря, я растрачивал время впустую. Я работал в гостиничной службе безопасности. Вполне прилично. Я простаивал в вестибюле, глазея на постояльцев. Но потом, гм, я увидел новые возможности. Нашлось нечто, что увлекло меня, как ничто и никогда раньше. Пять лет ушло на переподготовку, изучение лингвистики, психологии, истории.
АС: Насчет истории понятно, но зачем психология и лингвистика?
ГР: Ну, лингвистика нужна, потому что в разных исторических отрезках люди говорят по-разному, и если речь о старинной музыке с речевой составляющей – тоже не помешает.
АС: Логично. А психология?
ГР: Для собственного развития. Психология здесь ни при чем. Совсем. Даже не знаю, зачем я о ней упомянул.
АС: По-моему, дама слишком много обещает [7].
ГР: Минуточку, вы только что назвали меня дамой?
АС: Это из Шекспира, сынок. Ты в школу-то ходил?
– Нечего сказать, – процедила Зоя, прослушивая запись, – тот еще спец.
Ефрем, сидевший с нами в ее кабинете, подавил улыбку.
– Знаю, – сказал я. – Извини.
– Нет, мы, – возразила сестра, – действительно не включили Шекспира в программу твоей подготовки.
– Зоя, – сказал я, – Ефрем, что может случиться, теоретически, если я провалюсь?
– А ты не проваливайся. – Ефрем взглянул на свое устройство. – Простите меня, – сказал он. – У меня встреча с начальством, увидимся у меня в кабинете через час. – Он оставил меня наедине с сестрой.
– Какое впечатление произвел скрипач? – спросила Зоя.
– Ему за восемьдесят, – ответил я, – может, даже за девяносто. Речь замедленная, певучий акцент. Он что-то сделал с цветом своих глаз, изменил, что ли? У него глаза странного пурпурного оттенка. Фиолетовые, думаю.
– Наверное, пользовался популярностью в молодости.
Она заглянула в запись беседы, что-то перечитывая. Я встал и подошел к окну. Настала ночь, и купол стал прозрачным. На горизонте всходила зелено-голубая Земля.
– Зоя, – сказал я, – можно тебя спросить?
– Конечно.
Я повернулся к ней, и она оторвалась от записей.