Морская служба как форма мужской жизни

– Ох, сволочь, бак открылся! Бензина-то может не хватить! – забеспокоился Сэм, воспрянувший духом. Призрак Тюряги из американских ужастиков постепенно рассеивался. Ну, может быть, вшивых лет десять-то и осталось!

Чемодана-то нет и не видно! Хотя бы так!

Сэм краем глаза отметил: – Наверху, на дороге, остановилась машина, бегали и кричали люди. Они включились в потешную игру. Всеобщими усилиями, ругаясь и мешая друг другу, стаскивали Боливара с дерева. Тот цеплялся за стволы и ветки и судорожно сопротивлялся, угрожая рухнуть на отчаянно ругающихся, тянущих вразнобой бурлаков. После неудачных попыток, чуть не передравшись, работу кое-как организовали и дело пошло.

Наконец-то удалось сверзить эту железную скотину на землю, потея и задыхаясь, несмотря на мороз и ветер. А потом, на тросе, по откосу, бросив под колеса какой-то лист жести и прелые доски из кювета, подняли Боливара на полотно трассы. Машина с ворчащими и перепачканными невольными помощниками-спасателями умчалась в Мурманск, встречать друзей с питерского поезда.

Странно, но Боливар после приключений получил, конечно, повреждения, но не такие, чтобы уж сразу на свалку, как мнилось Сэму в первые минуты.

Покривил основательно рулевую вилку, своротил на сторону фару, замок зажигания и… всё! Даже бак цел остался, так, через вентиляционное отверстие воздух выгнал немного топлива, и его еще оставалось как до Ялты и – даже – обратно. А что? На военном заводе это чудище одноглазое делали – с запасом прочности 30 %!

Чемодан тоже оказался на месте, с перепугу забившись в самый нос коляски. Его не было видно, пока попутчик не догадался оторвать фанерную переборку.

В поисках аккумулятора мужики дважды обыскали лес, потеряв уйму времени. Тепло одетые, они взмокли изнутри. Плюнули, сели на своего коня и закурили. Надо было что-то делать! И тут Сэм нашел этот большой зеленый ящик в… багажнике коляски, куда тот залез, легко проломив перегородку своим весом с разгона. Офицеры только руками развели – кто-то за ними следил, спасал, на руках носил – но при сём нещадно измывался. Кто-то из них родился в рубашке!

Сэм и его попутчик восстановили, что могли и как могли в полевых, кошмарно-романтических условиях. Сделав по глотку коньяка из фляжки воспрянувшего духом подводника, они двинули дальше.

– Ага! – восторгался пассажир, – я же знал! На лодке – не задохнулся при пожаре, на швартовке – волной не смыло с носовой настройки. Хорошо! И теперь – как бомба из коляски вылетел, десять метров пролетел, деревья протаранил, все сучья обломал! И – хоть бы хны! Только морду ветка поцарапала, словно злая баба за хреновую одноразовую ночь!

– Ничего, сейчас жена-то добавит! – успокоил подводника Сэм: – Что-то здорово повезло! Как бы расплатиться не пришлось! – сомневался вдруг ставший суеверным Волынский.

Вилку выправить до конца не удалось, фару вывести в диаметраль – тоже, колеса попинали, но толку было мало. Поэтому вести мотоцикл пришлось с трудом. Руль постоянно воротило в сторону. Он вихлял по дороге, как женщина не очень тяжелого поведения на пути в ванную комнату. К середине ночи дотащились до развилки, сделали крюк до КПП флотилии АПЛ, где и тепло расстались с попутчиком. Фляжку он свою все-таки допил – боролся с последствиями стресса.

Сэму стало жарко от борьбы с железным зверем, ставшим таким своенравным.

А вот и шлагбаум тыловой заставы! Передохнув и выпив чаю у знакомых пограничников, Волынский поехал к Ефимовке. Утренние морозы уже сковали выпавший снег и колея дороги стала колом. Колея-то была глубиной в метра полтора! Её продавили в глине тяжеленные «Кразы» да «Камазы». Любой «Жигуль», даже «УАЗ» на ней повесился бы без замечаний и всяких шансов.

И тут Волынский еще раз порадовался и поздравил себя с покупкой Боливара!

Он вытащил колесо коляски на гребень колеи, а многострадальное, кривое, как бумеранг, переднее колесо вставил в колею! И всё! Поехал, милый, как по рельсам! Класс!

Через час на КПП Ефимовской бойцы увидели движущийся сугроб, а верхом на сугробе – снеговика, который орал, махал рукой и грязно ругался на непонятливых вахтенных!

Разобрались. Позвонили дежурному – тот уже выбежал встречать Сэма к казарме. Оказывается, командир еще с вечера приказал держать для Волынского натопленную баню, горячий чай и ужин. Заботился! Он тоже не из книжки знал о зимней дороге…

Волынский с облегчением сдал родному дежурному пистолет и чемодан с документами, проверил, как тот их запер и сделал положенные записи. Словно десять пудов вериг с себя снял! И сразу же пошел в баню, раздеваясь на ходу, плюя на все приличия!

Сэм смыл с себя минимум пуд грязи и пота, сбросил провонявшуюся запахами дальней дороги, промерзшую, как заброшенное жилье, походную одежду в угол холодного коридора, выпил чаю и рухнул спать. Как убитый.

Утром его дважды пытались разбудить – для доклада командиру, потом звонил волновавшийся, слегка обиженный Ерушников. Ага, щас! Будили! Как же! С тем же успехом можно было будить и боксерскую грушу!