Морские дежавы. Морская культура, континентальные империи и конфликт, который создал современный мир

Зависимость петровской России от иностранного опыта во всех областях, кроме флота, преувеличивается. В большинстве областей Петр смог развить местные навыки, но флот был настолько чужд русской жизни, что его пришлось создавать и поддерживать иностранцам. К моменту его смерти он так и остался незавершенным проектом, а может быть, и не доведенным до конца - эта оценка приобретает силу, если учесть превратности российской и советской военно-морской мощи после 1725 года. Российское/советское государство никогда не пыталось стать морской державой: Петр не стал менять созданное Иваном IV самодержавное, централизованное военное государство, одержимое идеей территориальной экспансии и глубоко эшелонированной обороны. России не нужно было становиться морской державой; флот был нужен для перевозки армии, охраны водных флангов России и, прежде всего, для защиты столицы.

При всем том внимании, которое уделялось Санкт-Петербургу и флоту, ключевым моментом всего петровского проекта была крепость и военно-морская база Кронштадт, расположенная на острове Котлин в 20 милях к западу. Там начались работы, когда Петр закладывал новый город. Без Кронштадта и мелководья, заставлявшего морские суда проходить прямо под пушками крепости, Петербург был бы не обороноспособен. Остров позволил построить город. Хотя Кронштадт стал величайшей морской крепостью на земле, появление враждебного царского флота оставалось кошмаром для российских лидеров. В 1733 г. российский флот вряд ли был пригоден для мореплавания, но 700 пушек Кронштадта, установленных на огромных бастионах из финского гранита, отражали континентальные тревоги по поводу морской мощи, либеральной культуры и политической интеграции.

 

Ни в 1725, ни в 1809, ни в 1854 гг. Россия не могла оспорить контроль над Балтикой при наличии первоклассного противника. Эта постоянная слабость ограничивала российскую экспансию и заставляла сменявших друг друга царей перестраивать и укреплять крепостной комплекс Петра. В 1856 году англичане были готовы разрушить его, но Россия поспешила смириться с поражением. Военно-морская мощь, подкрепленная передовым промышленным и экономическим потенциалом, оказалась не под силу дремучей военной империи Петра; его командная экономика, построенная на крепостном труде, не могла сравниться с фабриками и пароходами.

Хотя многие западные аналитики утверждают, что Санкт-Петербург, "окно на Запад", и новый флот Петра были символами российской современности, Кронштадт стал высшим символом петровской власти. Петр сделал Кронштадт образцовым городом, построенным по сетке, с западными зданиями и аллеями, обсаженными деревьями, а главная площадь была пересечена "венецианским" каналом, что отражало ее центральное место в его проекте. Не случайно из любимого дворца Петра - Петергофа на берегу Финского залива - открывался прекрасный вид на крепость. Петергоф многое рассказал о человеке. Он хотел быть на берегу моря, в окружении произведений морского искусства, в скромном голландском здании, из которого открывался вид на его главную систему безопасности. Вид на море, морское искусство и прекрасная библиотека подчеркивали, что Петергоф принадлежал царю-флотоводцу. Стоящий на возвышенности, обрывающейся к морю, он должен был быть виден с проходящих мимо кораблей, а его вид доминировал над массивными фонтанами, каналами и сказочными садами, вдохновленными Версалем. Это торжественное великолепие стало главным входом в петровскую столицу - русский Гринвич. Самый большой из фонтанов Петергофа праздновал победу над Швецией. В Большом зале фреска Нептуна, повелевающего морями на водной колеснице с трезубцем в руке, отражала взгляд и амбиции властного царя.

Петергоф продемонстрировал, как Петр использовал военно-морскую культуру для проецирования российской мощи на море, бросая вызов сложившимся морским державам и меняя менталитет своих подданных, не имевших выхода к морю. После его смерти символы морской державы остались, но дух движения ушел. Символы сохранились в континентальном государстве, претендовавшем на роль новой Римской империи; они говорили о военно-морской мощи, но не о культуре мореплавания. Проект Питера представляет собой разительный контраст с развитием английской морской идентичности в период с 1430-х по 1688 год. Англичанам потребовалось два столетия, чтобы впитать океан в душу маленького островного государства, - период динамичного творчества, вдохновляемого королями и правителями, но поддерживаемого частным предпринимательством по мере того, как политико-экономическая система развивалась и превращалась в систему, способную поддерживать настоящую морскую державу.