Морские дежавы. Морская культура, континентальные империи и конфликт, который создал современный мир

Когда Екатерина II изменила культурный язык Санкт-Петербурга, перейдя от венецианской морской мощи к модифицированному римскому классицизму, британское искусство заменило венецианские образы. Ричард Бромптон в 1782 г. создал портрет Екатерины II "с различными аллегорическими атрибутами и видом русского флота вдали", а крымские картины Джорджа Хэдфилда включали новую военно-морскую базу в Севастополе. Сэр Джошуа Рейнольдс не ездил в Россию, но он послал Екатерине картину с изображением младенца Геркулеса, соединенного с ребенком-гигантом Петром, что является намеком на резкий рост Российской империи. Императрица очень восхищалась Рейнольдсом, перевела на русский язык его "Рассуждения об искусстве". Рейнольдс также работал для ее фаворита, князя Потемкина. Когда Россия возобновила морские войны в больших масштабах, возникла необходимость в морских картинах - одном из основных интересов Петра. Предприимчивый английский художник-маринист Ричард Патон в 1770 г. отправил четыре очень больших этюда, посвященных военно-морским победам России над турками, в Санкт-Петербург, где Екатерина выставила их на всеобщее обозрение. Патон, который, возможно, использовал свидетельства британских офицеров, служивших в тех сражениях, получил за свою работу золотую медаль и 1000 фунтов стерлингов. Британское морское искусство было очевидным инструментом для празднования возрождения военно-морского флота России.

Кратковременное, взрывное проникновение петровской морской культуры в старую русскую идентичность оставило любопытные следы, запоздалое, искаженное возрождение которых отразило силу личности великого царя и морскую иконографию, которой он так щедро разбрасывался. Запоздалый поворот к морю расцвел в эпоху после Крымской войны, когда реконструкция и либерализм восстановили связи с западной мыслью и наконец-то заставили Россию признать море и поддержать отечественных художников-океанографов. В эпоху поражений и внутренних потрясений все более популярным становился взгляд на Россию как на второй библейский ковчег, плывущий по опасным штормовым морям революции и преобразований; это давало возможность осмыслить направление движения и капитанство сменявших друг друга царей в бурных морях современности. Религиозная мысль акцентировала внимание на путешествии в замкнутые и прибрежные монастыри, а свобода волжских лодочников давала надежду угнетенным, укоренилась в народной культуре, в то время как радикалы бесконечно перерабатывали аналогию с кораблекрушением для решения проблемы надвигающейся катастрофы.

Петр мог бы утешиться современными попытками вырваться за пределы России, не имеющей выхода к морю или скованной льдами, и выйти в открытый океан мировой торговли. О новизне этой идеи можно судить по тому, что военно-морская повесть Ивана Гончарова "Фрегат "Паллада" - путешествие из Кронштадта в Петропавлоск" - создала "новый жанр морских приключений" для расширяющейся русской читательской аудитории, всего через триста лет после Рамузио, Камоэнса, Хаклюйта и Рэли. В самом простом виде образ погружения в глубину был лишь отражением того факта, что Россия в начале XIX века наконец-то стала империей с полным самосознанием". В эпоху неопределенности и пессимизма морские пейзажи представляли собой предел свободы, уничтожения и даже самоуничтожения. Русские боялись, что море захлестнет все, положив конец смуте и борьбе подобно библейскому потопу.

Нигде такие апокалиптические мысли не были так сильны, как в низменном, подверженном наводнениям Петербурге, где наводнение было всего лишь ветром с востока. Разрушительное наводнение 22 ноября 1824 г. утопило до 10 тыс. человек, уничтожило большую часть флота, стоявшего в Кронштадте, и подорвало береговую оборону. Великие бастионы Петра, Екатерины и Александра были низвергнуты в океан, оставив город Петра беззащитным перед царским флотом. Море сделало Россию и "новую" столицу уязвимой, страх перед морем заменил старые пожарные опасения, которые доминировали в эпоху москвичей. Мечта Петра изменила русские страхи: от степных кочевников и огня до нашествия амфибий и наводнений. Страх перед морем был вполне ожидаем для земного народа, открытие моря для которого совпало с травматическим открытием внешнего мира". Когда в 1854 г. этот внешний мир подошел к берегам России, началась шестидесятилетняя эпоха глубоких перемен. Среди хаоса Россия нашла художника океана - крымского романтика Ивана Айвазовского. Он изобразил героические достижения Черноморского флота при Николае I и привнес океан в национальное сознание.