Морские гезы

Под Вильямом ван дер Марком, бароном Люме, был вороной фризский жеребец, довольно крупный и очень нервный. В эту эпоху крупных фризских лошадей стали использовать, как гужевых. Покажи мне своего коня, и я сажу, кто ты. Биллем ван Треслонг ехал на сером «в яблоках». Третьим на саврасом коне скакал Ленарт ван Грефф — мужчина лет тридцати пяти, полный, с круглым лицом с ярким и, по-моему, нездоровым румянцем. Одет он был во все черное. Так обычно одевались те из голландских кальвинистов, кто поклялся умереть или прогнать испанцев. Злые языки утверждали, что это траур по должности вице-генерал-капитана Амстердама, которую у Ленарта ван Греффа отняли испанцы. Само собой, не потому, что он не справлялся со своими обязанностями. Сопровождали их с десяток английских кавалеристов, вооруженных пистолетами и мечами. Что-то мне подсказывало, что это не охрана, а замаскированное конвоирование.

Обменявшись приветствиями, Вильям ван дер Марк спросил:

— Скоро корабль будет готов к выходу в море?

— Через неделю, — ответил я. — А что — не терпится надрать испанцам задницы?!

Все трое улыбнулись.

— Никуда они от нас не денутся! — заверил барон Люме и, посмотрев в сторону английских кавалеристов, добавил: — И никто нам не помешает!

— Англичане собираются помешать? — догадался я.

— Не совсем помешать, — ответил он. — Три галеона с ценным грузом, захваченные тобой у самых берегов Испании, вывели короля Филиппа из себя. Он потребовал, чтобы Бесси (так любя называли свою королеву англичане) выгнала нас из своих портов, а она не готова сейчас к войне с испанцами.

Теперь буду знать, что именно из-за меня так плохо поступила английская королева с голландскими кальвинистами. В отличие от голландцев, я знаю и другое: плохо иметь англичан врагами, но еще хуже — союзниками. Если решат, что не сможешь им отомстить, предадут обязательно.

— Сколько людей ты можешь перевезти на своем корабле за один раз? — спросил Вильям ван дер Марк.

— Смотря куда, — ответил я. — Если в Эмден, куда самое большее двое суток хода, то можно сотни четыре или даже пять набить в трюм и на палубу, а если в Ла-Рошель, то на палубу лучше не брать. В океане можем в шторм попасть.

— В Эмден пойдем, — сообщил барон Люме. — Там тоже не очень рады будут нам, но потерпят, пока мы новое место найдем. Людовик Нассауский скоро начнет наступление из Франции. Как только захватит какой-нибудь порт, сразу переберемся туда.

Значит, в Эмдене застрянем надолго.

— Хочешь, чтобы перевез ваших людей с семьями? — спросил я.

— Да, — ответил Вильям ван дер Марк. — Мужчины переправятся на буйсах, а женщин и детей собираемся отвезти на галеонах и твоем корабле. Пойдем все вместе. У Флиссингена стоит испанский флот. Знают, что мы вынуждены уйти из Англии, хотят перехватить.

— Когда в путь? — спросил я.

— Все корабли под флагом князя Оранского, которые застанут в английских портах первого апреля, будет арестованы, — проинформировал он. — Так что выйдем в конце месяца.

— Фрегат к тому времени будет готов к бою и походу, — заверил я. — Воду мы возьмем, а едой и матрацами и подушками пусть сами запасутся.

— Они сами о себе позаботятся, — сказал барон Люме. — Два дня как-нибудь потерпят.

По закону подлости в последние дни марта разгулялся шторм. Северо-восточный ветер силой баллов девять пригонял к нам довольно высокие волны. Из-за нагона поднялся уровень воды в реке, сведя почти на нет отлив. Мы ждали улучшения погоды до тридцать первого марта. Поскольку оно не наступило, приняли решение выйти в море, попробовать добраться до родных берегов и там, возле острова Остворн, подальше от испанской эскадры, переждать плохую погоду. Только в самую сильную фазу отлива кораблям эскадры удалось выйти в море. Оно встретило нас неласково, будто запрещало уходить из Англии.

39

Курсом крутой бейдевинд эскадра идет в сторону материка. Впереди фрегат, за ним два галеона, дальше — стайка буйсов. На борту фрегата сокращенный экипаж и около трех сотен женщин и детей. Они заполнили все пустые пространства трюма, твиндека, надстроек. В некоторых местах я с трудом протискивался между сидящими или лежащими людьми, большинство из которых болезненно реагировало на качку. В помещениях стояла густая вонь рвоты. Меня не хватило на обход всего корабля. Добравшись до трапа, быстро выскочил на главную палубу. Хлесткий холодный ветер показался мне за счастье.

— Боцман, назначь матросов к каждому люку, чтобы не выпускали детвору на палубу, — приказал я напоследок и пошел в каюту.

В спальне разместилась моя жена Моник с дочерью, в кабинете — любовница Женевьева, а в салоне — их служанки. Йохан Гигенгак был изгнан в матросский кубрик. Качка примирила женщин. Все четыре лежали пластом. Только дочь спала, тихо посапывая. Укачивание для нее было привычно. Скоро у нее появится братик или сестричка. Возможно, их будет больше. Женевьева тоже беременна. Мне говорит, что от меня, Яну — что от него. При этом Женевьева уверена, что не врет обоим. Мне все равно. В любом случае ребенок будет родственником.