Прошло несколько минут, и они вдвоем заткнули пробоину тюленьей тушей, наложили доски, забили гвоздями. Спасли судно. Оба промокли до последней нитки. Но ледяные поля остались позади, впереди было открытое море. Льдину с людьми несло к нам. Картина нашим глазам представилась ужасная. Льдина была полузатоплена, студеные волны сбивали и людей, и животных с ног. Бедняги, цепляясь за сани, поднимались на ноги, но волна снова сбивала их. Крики, ржанье, стон… Мы остановились у кромки льда. Десять лошадей и тридцать почти обезумевших от страха, холода и отчаяния людей были готовы ринуться на суда; все сгрудились на одной половине льдины.
— Не скучивайтесь! — кричат им попеременно то Адильхан, то Кадырали. — Отступите! Рассейтесь по льдине! Погибнете!..
Но люди не слышали их. Льдина уже трещала и стала наклоняться, тогда Адильхан навел на спасаемых ствол винтовки. Дал выстрел поверх голов. Это возымело действие. На льдину спустились несколько человек из экипажа Адильхана и стали грузить на судно людей, тюленьи туши. Лошади, словно боясь, что их могут оставить на льдине, подходили близко, жалобно ржали и обнюхивали нас. К Рахмету подошла вороная лошадь, у которой грива, хвост и челка превратились в ледяные сосульки, положила голову ему на плечо. Словно бы говорила: "О, человек! Сколько радостей и бед вместе встречали мы. Испокон веков связаны наши судьбы. Сколько раз я спасала тебя. Будь благодарным, спаси и ты меня". Рахмет растрогался, погладил коня по обледеневшей челке:
— Не оставим, дружок. Всех заберем.
— Мой отец называл его настоящим аргамаком, — стал пояснять подросток лет четырнадцати, стоявший рядом. — Он был первым на байге, в которой участвовали лучшие скакуны Западного Казахстана.
— А где сейчас твой отец?
— Погиб на фронте. — Юноша заплакал. — Мать больна. Вот я и напросился в море. Не оставляйте, дяденька, мою добычу.
Адильхан стоял невдалеке, руководя погрузкой. Он оглянулся на подростка и, чтобы поддержать его силы, прикрикнул:
— Ты кто, джигит или нытик? А ну бери своего скакуна под уздцы и марш на судно!
Наконец люди, лошади, сани с добычей были погружены, и суда отошли от льдины. Теперь следовало как можно скорее обогнуть гору, иначе льдины могли прижать нас к ней и раздавить. Обратный путь, как обычно, тяжелей. Шли, лавируя, по разводьям, пробираясь по трещинам, обходя ледяные поля. Не плавание, а кромешный ад. И не помню, через сколько часов мы достигли той ледяной горы, под которой нас ждали высаженные с судов люди.
Ночью ветер наконец стих. У подножья горы пылали костры, ледяные склоны осветились розовым светом. Костры облепили люди с осунувшимися почерневшими лицами. Никто не замечал противного смердящего запаха горящего тюленьего жира. В больших казанах потрескивал поджариваемый ячмень. Люди с голодной жадностью смотрели на него. Каждому досталось лишь по горсти зерна.
— О, всевышний! — бормотал какой-то старик. — Не думал, что настанет день, когда жареный ячмень покажется мне вкусней мяса.
— Голод заставит и железо лизать.
— Добраться бы до дома, — вздохнул подросток — хозяин вороного скакуна.
— Братцы! — раздался вдруг в темноте чей-то хриплый голос. — Что нам страдать, когда здесь столько коней? Давайте, заколем одного.
— Цыц! — вскричал Рахмет, вскакивая на ноги. — Кто это сказал? Кони — народное добро! Каждый на счету. Людям еще придется отчитываться за имущество, которое унесло в море. У нас есть тюлени. Хоть и противен их вкус, но есть можно. А коней не трогать!
— Есть немного рыбы, — подал голос кто-то.
Примерно в полночь лошади запрядали ушами, заржали, заволновались. Через несколько минут послышался гул. Летел самолет.
— Тушить огни! — приказал Адильхан. — Не курить!
Самолет сделал над нами круг. Вдруг прогремел выстрел. Рахмет бросился в сторону горы: ему показалось, кто-то убегает от саней, где в агонии бился вороной скакун. Невдалеке валялась брошенная кем-то винтовка. Рахмет на бегу поднял ее и устремился дальше.
— Стой! — закричал он. — Не убежишь! Ответишь за коня!
— Его убили с самолета, — раздался хриплый голос. Беглец забился в расщелину, и найти его в темноте было не так просто.
— Выходи сам, не то хуже будет!
— Его так любил отец… — Подросток, увязавшийся за Рахметом, заплакал. — За что он коня?..
— Ничего, сынок, мы сообща купим тебе точно такого скакуна, — успокаивал Рахмет подростка. — Не плачь. Будь джигитом.
Самолет оказался нашим. Летчик сбросил над лагерем осветительную ракету и, убедившись, что на льдине советские рыбаки и тюленебойцы, улетел. Лагерь вновь ожил. Люди стали варить рыбу. Подкрепившись ухой, все крепко уснули: кто у костров, кто на санях, кто на судне. Никому не пожелаю такой зимы, — закончил Айса. — Она, конечно, не повторится, но все же…
— А кто стрелял в вороного? — спросил я. — Нашли его?
— А как же? — усмехнулся Рахмет. — Куда он денется? Кадырали искал всю ночь, нос обморозил, а вытащил его из расщелины, подлеца.
— Кто оказался? — вытянул шею Бекше. — Из наших, баутинских?