Морские напевы

После чая я снова взялся за учебники. Бекше писал пьесу. Время от времени он тоненько хихикал, шлепал себя по лбу ладонью. Меня разбирало любопытство. Но стоило мне поднять голову от учебника, как Бекше делал серьезное лицо:

— Ты все задачи решил?

— Нет.

— Тогда не отвлекайся.

Проходило несколько минут, и он снова восклицал:

— Ну и собака я головастая! Варит голова…

— Закончил? — не выдерживал я.

— Куда там.

— Получается?

— Еще бы… — Он рассмеялся, глядя на написанное. — Ох и заставлю я Тогайали выкупаться в холодной воде!

— Как?

— Еламан сбросит его в воду, понял?

— Нет, не понял. Объясни.

— Ну, что пристал? — поморщился Бекше. — Решай свои задачки. Придет время, сам расскажу.

Я снова уткнулся в учебник. Задача не решалась. Просто не шла в голову, потому что мысли были заняты другим. И вдруг меня осенило, непроизвольно вырвался крик:

— Эврика!

— Что? — Бекше оглянулся на меня.

— Да так, — уклонился я. — Мысль одна.

— Дельная?

— Придет время — узнаешь, — ответил я его словами. — Не приставай.

Я снова вернулся к мысли об ортеке. Я должен сделать ортеке, о котором мечтал Рахмет-бабай. Сперва следовало набросать эскиз. Я взял альбом и на чистом листе стал очерчивать контур горного козла. А что, если сделать и охотника? Для этого следует подставку изготовить подлинней, на ней разместятся козел и охотник, устремившийся за ним на коне. Через дырочки на подставке протянутся нитки, они соединят между собой ноги коня и козла. Другие концы ниток будут накинуты на пальцы домбриста. Я представил, как играет кюй Рахмет-бабай, а перед ним на небольшой деревянной подставке прыгают козел и охотник: один убегает, закинув на спину огромные рога, другой догоняет, в руках лук…

— Эй, желторотик, чем занимаешься?

Эскиз был почти готов, но я решил пока не раскрывать секрета. Бекше и без того был увлечен своей пьесой.

Ночью, когда все спали, я возился в машинном отделении. Да еще Сартай бодрствовал, копался в двигателях. Он предоставил мне свой рабочий верстак и все необходимые инструменты. Маленький круглый столик с подставкой я сделал сравнительно быстро. А вот над фигуркой дикого козла пришлось попотеть. Не сразу получился. То у него не было гордой поступи, то легкости в движениях. И все же, когда я сделал его и собрал, Сартай похвалил меня, удивленно вертя козла в руках:

— Да ты, я вижу, мастер на все руки! Ишь, какой гордый, красивый и могучий он получился у тебя!

Слова придали мне уверенности. Но в эту ночь я не смог закончить работу… Сделал лишь коня, оставив кусок дерева, из которого предстояло вырезать седока. Сартай отослал меня спать.

Вечером следующего дня я снова взялся за дело. Изготовить охотника оказалось нелегко. Он должен был всем своим видом выражать суть своего ремесла. Коня и седока надлежало показать в движении, в едином порыве. Ведь во время игры козел и охотник подпрыгивают-то все-таки на месте, и поэтому следовало придумать что-то такое, что увеличивало бы иллюзию погони. Наконец, и всадник был готов. Я собрал фигурки, поставил их на столик, Сартай подобрал мне прочную тонкую нить. Я продел ее через головы и ноги козла и коня, провел через подставку и концы одел себе на пальцы. Пошевелил пальцами, зашевелились руки охотника, поскакал конь, запрыгал крутозадый козел, закидывая на спину громадные рога. Я счастливо рассмеялся. Сердце наполнилось гордостью. Я мысленно поблагодарил нашего школьного учителя по труду, обучившего меня токарному и столярному делу.

Уже наступило утро. Я накрыл ортеке белой тряпкой и отнес в кубрик. Поставил рядом с койкой, на которой спал Рахмет-бабай. На подставке оставил записку: "Дедушка, это подарок вам. Спасибо за прекрасные кюй. Извините нас".

Спал я как убитый, оказывается, до самого обеда. Проснулся от ласкового голоса. Кто-то будил меня.

— Вставай, сынок! Вставай, мой Болатхан!..

У изголовья стоял Рахмет-бабай. Голос его дрожал.

— Идем обедать. Все ждем тебя. Поднимайся.

— Вы не сердитесь? Простите нас.

— И ты меня, сынок. Ах, моя выжившая из ума старая голова, думать плохо о таком джигите!..

Я выбежал на палубу. Туман поредел, сверкала свинцово-серая вода. Быстро умылся и вошел в кубрик. В нем было многолюдно. Сидело несколько человек с соседних сейнеров.

— Садись, сынок, садись! — Рахмет-бабай посадил меня опять рядом с собой. — До обеда еще есть время. Сыграю-ка я один кюй!

Он надел на концы пальцев петельки, тронул струны. Притопнул козел, наклонил и поднял голову, откинул рога-сабли на спину. Тронулся с места всадник, сначала медленно, словно крадучись, потом все быстрее. Пригнулся охотник к гриве коня. А козел уже несся, дробно стуча копытцами, уходил от погони. Но охотник не отставал. Лилась мелодия, то задумчивая, то грустная, то яркая и громкая, и скакали, словно привязанные друг к другу, козел и всадник. Долго играл старик, затем отложил в сторону домбру и обнял меня и Бекше.