Морские напевы

— Спасибо вам. Уважили старика. — Он прослезился, погладил меня по голове. — Когда вижу тебя, вспоминаю Адильхана. Не обижайтесь на меня, старого. И на солнце, говорят, есть пятна. Не будем вспоминать прошлое. Будьте счастливы, дети мои.

— Спасибо, дедушка. — Улыбаясь, мы с Бекше переглянулись. — Мы ведь без зла.

— Ну, идете обедать или нет? — крикнул Тогайали, появляясь в дверях. — Сколько вас ждать? Кин, кин… Нашли забаву.

Все рассмеялись, поднялись, заговорили разом.

Мы чувствовали себя героями дня.

— А Тогайали я все равно заставлю выкупаться в холодной воде, — прошептал мне на ухо Бекше.

— Может, не надо затевать все это?

— Чепуха! Положись на меня. — Бекше вновь превратился в заносчивого и высокомерного парня. — Искусство, Болатхан, требует жертв. Запомни.

4

Брызнули жгуче-холодные капли. Опять Бекше стоял надо мной и тряс своими длинными рыжими волосами. Дождем сыпались брызги.

— Опять! — Я зарылся в одеяло.

Стало тихо. Обычно Бекше с хохотом стаскивал с меня одеяло, и водная процедура продолжалась. Я заметил, что лицо моего приятеля было непривычно хмуро.

— Эй, будущий Айвазовский, Гойя и прочее, вставай… — Слова прозвучали жестко и сухо, не слова, а град, стучащий о панцирь такыра. — Талантливые и великие люди не дрыхнут до обеда.

— Перестань насмехаться. — Я выглянул из-под одеяла.

— Ты в этом деле, оказывается, собаку съел.

— Я?

— Ты!

— Ничего не понимаю.

— Все понимаешь, Рафаэль. Не хитри.

— Объясни же наконец. — Я сел на постели.

— Хотелось бы знать, почему ты ночами напролет бормочешь: "Айжан, Айжан?" Каждый день тебе снится комсомольское собрание?

— И этой ночью?

— Представь себе! — У Бекше обиженно искривились тонкие губы. — Я ему задачи до глубокой ночи решаю, помогаю ему выбиться в люди, а он…

Моя голова угодила ему в живот. Бекше завалился на свою кровать.

— Сдаюсь, сдаюсь! — захохотал он, поднимая руки. Я видел, что он тяжело переживает свою неудачную любовь. И смеялся Бекше через силу. Лучше бы он сдерживался, не говорил мне лишнего. — Но признайся, Болатхан, до моего письма ты ведь не думал об Айжан? Правда? Я точно угадал?

— Бекше, давай о чем-нибудь другом говорить!

— Все, точка. — Бекше овладел собой. — Идем наверх. Утро прекрасное. Захвати альбом, не пожалеешь.

— Нет, больше рисовать не буду. Хватит неприятностей.

Я выбежал из кубрика. Утро было на самом деле очень красиво. Небо безоблачно. Озорной, ласковый восточный ветерок носился над морем. Лучи солнца искрились золотом на гребешках быстрых мелких волн. Суда мерно колыхались, словно просясь в плавание, и лишь стальная длинная баржа стояла недвижно. Она, казалось, намертво припаяна к поверхности моря. Я удивленно уставился на нее.

Бекше рассмеялся:

— Почему она должна качаться на легкой волне, если ее трюм полон соли? Ночью пришла. Между прочим, я уже побывал на ней. Говорят, какая-то девушка с этой баржей приехала.

— Видел?

— Да она отлучилась на флагман. Напрасно я плавал. — Бекше горделиво откинул голову. — От меня она не уйдет. — Потом осмотрелся вокруг и добавил. — А ты зря не хочешь рисовать. Принести альбом?

— Нет, спасибо. А где же остальные? Спят?

— Думаешь, все такие сони, как ты? Ушли на охоту, дружок.

— Ушли? А мы? Почему нас не взяли?

— Меня оставили с тобой. Иначе тебя может похитить сестра Александра Македонского. Что мы скажем Айжан!

Мне стало обидно, что нас посчитали за маленьких и оставили на судне. Называли джигитами, расхваливали, по плечам похлопывали, а на охоту не взяли. Остроты Бекше прошли мимо моего слуха.

— Бекше, дорогой, давай поедем, а? Хочешь, выполню любую твою просьбу? Если желаешь, буду рисовать, как охотятся на тюленей. Но я должен видеть это.

— К чему твои рисунки тюленебойцам? Да и на чем мы отправимся к ним? Не на чем, дружок.

— На "Нептуне"!

— А механик где?

— Я умею. Пущу двигатель, а ты встанешь за штурвал!

— Не дури! Нельзя этого делать. Только капитан имеет право распоряжаться судном.

— Ты не бойся. У нас все получится, — стал я уговаривать Бекше. — Дядя Сартай научил меня.

— И не подумаю! — отрезал Бекше и отвернулся.

Я рванулся в машинное отделение, но Бекше с невероятной ловкостью перехватил меня. Я вырвался, побежал в другую сторону — в кубрик. Заперся. Бросился на кровать. Лежал долго. Постепенно обида отпустила меня. И я невольно убеждался сам, что Бекше был прав, нельзя шутить с машиной. Вести судно вдвоем — это мальчишество. И попало бы обоим! А вдруг налетели бы на подводные камни или посадили бы судно на мель, что тогда? Хорошо, что хоть Бекше не потерял голову.

Тяжело было сидеть в одиночестве. Я открыл свой чемодан в надежде найти хоть какую-нибудь книгу. В руки попались дневниковые записи отца. Я совсем позабыл, что взял их с собой в море. Взобрался с ногами на кровать, открыл первую страницу тетради. И вскоре забыл обо всем на свете. Дневник захватил меня.