Морские напевы

Вся эта сценка была взята из дневника отца, где говорилось о том, как в минуту опасности "Т." бросил свою невесту на произвол судьбы. Мне показалось, что Тогайали специально "забыл" свой текст.

Представление продолжалось. Акбала, поводя узкими плечами, стала упрекать Танирбергена.

Не верю я вам, мырза. Почему вы не говорите слова, которые на самом деле хотели бы сказать?

— Какие это слова? Кин, кин…

— Вот такие. "Хотел я купить тебя, но мечта развеялась, как дым. Раз покинула меня, верни уплаченный мной калым".

— Что такое? — взревел Тогайали, опять забываясь. — Этого куплета не было в пьесе.

Тогайали был прав. Куплет Бекше придумал сейчас, ибо Тогайали увиливал от игры, которая была придумана нами.

Танироерген подошел к краю занавеса и встал в позу обиженного. Скрестил руки на груди и бросил нам:

— В таком случае я не буду играть.

Вдруг занавес колыхнулся, и Тогайали полетел на палубу. Грохнулся тяжелым телом перед зрителями. Зрители хохотали, не ведая, что Тогайали двинул вконец вышедший из себя Айса. Бекше, пытаясь спасти спектакль, бросился за Тогайали.

— Фу, мырза, что с вами? — залопотала Акбала. — Вы так поспешно ретировались от своей бывшей невесты, что свалились. Не зашибли ноженьки?

— А что мне оставалось делать? — сердито спросил Тогайали, потирая бок. — Разве так встречают… гостя. Кин, кин…

— Простите меня, мырза, за неловкую шутку. Но ведь я тоже вправе обижаться на вас. Льдина относила меня в море, а вы не бросились за мной. Я и пошла с тем, кто с риском для своей жизни спас меня. Я предпочла смелого, а не труса.

Пот выступил на жирном лице Танирбергена. Глиза налились кровью. Я замер. Что сейчас выкинет Тогайали?

— Но я не хочу терять вас, — пролепетал Танирберген. — А где муж?

Я убедился, что Тогайали — прирожденный актер.

— В море, — ответила Акбала. — Рыбу ловит.

— Я останусь с тобой. Дорогая, я люблю тебя, я никуда не уеду…

Танирберген бросился на Акбалу, попытался обнять. Акбала стала сопротивляться. Я видел, как затравленно забегали глаза Бекше. Видимо, он опасался, что Тогайали от злости задушит его в своих цепких объятиях. Но тут раздался шум. Вскрикнула за занавесом сводница Каракатын. На сцене появился Еламан в мокрой, грязной одежде, с перекинутой через плечо связкой сазанов.

Зрители оживились.

— Ну, сейчас он вмажет толстяку.

— Чем?

— Оружие джигита — крепкий кулак.

Еламан стоял, пораженный картиной, представшей перед ним.

Танирберген заметался по комнате:

— Еламан, здравствуй! Это же я — Танирберген.

— Ах, всего-навсего Танирберген! А я и не знал. Не пугайся, почтенный. Бить не буду. У меня сегодня хорошее настроение.

— Конечно, зачем нам ссориться? Ни к чему совсем.

— Я тоже так думаю. Вы и так перенесли немало. Лишились калыма, который уплатили за Акбалу. Упустили невесту. Я тружусь день и ночь, мырза, хочу возместить вам ущерб. На днях верну часть калыма. Вы, наверное, за этим пришли?

— Не нужно мне этого калыма! — Танирберген замахал пухлыми руками. — Не нужно. Забудем.

— Но вы пришли сюда…

— Проведать, дорогой. Проведать вас. Шел мимо и завернул. Думаю, дай посмотрю, как живут.

— Акбала, возьми рыбу, свари гостю уху, — сказал Еламан.

— Нет, нет! Спасибо. Я тороплюсь, ухожу. Я зашел на минутку. До свидания.

Еламан предложил жене:

— Ну тогда, Акбала, проводи гостя.

— Спасибо, я сам. Не беспокойтесь.

— Проводи, проводи, Акбала.

Акбала и Танирберген вышли из дома.

Зрители были недовольны решением Еламана.

— Что за джигит! Сам уступил жену.

— Увел, пес, молодицу, — сокрушались они.

Еламан обратился к зрителям:

— Вы, видимо, знаете, что-то такое, чего я не ведаю. Пойду-ка вслед за ними.

Я раздвинул вторую половину занавеса. Открылась носовая часть баржи. Груды соли изображали песчаные дюны. Среди них, обнявшись, удалялись Танирберген и Акбала. Еламан, сложив руку козырьком, стал всматриваться в дюны. Увидел Акбалу и Танирбергена, плюнул с досады и медленно начал засучивать рукава. Подошел к Танирбергену, обхватил его, поднял вверх.

Зрители неистовствовали:

— Так его, толстяка! Воткни головой в соль!

— Трахни о палубу, чтоб запомнил на всю жизнь!

— Не бойся, Еламан, — послышался рассудительный голос Рахмет-бабая. — Приговор всенародный. Всей экспедиции. Расправляйся.

Еламан, недолго думая, выбросил Танирбергена за борт. Тот шлепнулся в воду, истошно закричал:

— Тону! Такого уговора не было!.. Ну, погодите!..

Зрители только теперь вспомнили, что Танирберген — это Тогайали. Кинулись к борту, протянули руки. Айса бросил ему конец аркана и сам вытащил на баржу.

— Все против меня! — задыхался Тогайали, выжимая на ходу одежду. — Насильничать решили? Кин, кин… Капитан! — Он отыскал Каная. — Вы-то чего смотрите? Опять потакаете этим мальчишкам?

— Мальчишки тут ни при чем. — Капитан смеялся вместе со всеми. — Сами вы, мырза, виноваты. Зачем пристаете к чужой жене?

— Это же спектакль! Меня же заставили! Что, я плохо сыграл? Плохо? Кин, кин…

— Ох и тяжелый ты, мырза, — Еламан бросил на палубу связку аркана. — Еле вытащил.

— В пьесе это не было предусмотрено! — закричал Тогайали. — Специально подстроили.