Морские напевы

У нас тоже кончилась провизия. Но мы держались. Дядя Канай предусмотрительно захватил с берега небольшой невод, и у нас, пока не завьюжило, не переводилась свежая уха. А теперь и мы, наверное, перейдем на жаркое из тюленины, хотя есть его неприятно.

Дядя Канай сидел за телеграфным аппаратом и держал в руках ленту. Расстроенно вздыхал.

— Не повезло, Болатхан, — встретил он меня. — Судно с продовольствием застряло во льдах. Сам флагман было поехал… Готовься есть тюленину. Что у тебя?

— Телеграмма.

— Маме?

— Нет. — Меня бросило в жар. — Школьному другу. У него завтра день рождения.

— А почему покраснел, а? Скажи, девушке телеграмма.

— Однокласснице.

— Ну, давай передадим. У меня, наверное, лучше получится.

Я протянул дяде Канаю листок. Он прочел, выражение лица смягчилось. Вокруг глаз собрались добрые морщинки.

— Завидую. Это дружба или любовь? — Он улыбнулся и продолжал. — Очень тепло написано. Айжан — умная и красивая девушка. Но есть пословица: третий — лишний.

Мы рассмеялись.

Застучал аппарат. Я сел на стул. Сердце билось отчаянно. Перед моим взором появилась Айжан. На ней белое шелковое платье, на плечах красная косынка. Черные тугие косы ниспадают на грудь. Она стояла у берега и смотрела на море. А мы далеко, невольно привязаны к затерявшимся среди льдов островам, на которых лежат тюленьи туши.

Из радиорубки я вышел взволнованным, словно побывал на свидании с Айжан.

К шести часам вечера капитан вызвал меня к себе. Он стоял на носу и вместе с Рахмет-бабаем измерял глубину воды.

— Болатхан, передай другим судам, что отходим в глубь моря. Спад воды идет быстро.

Через несколько минут корабли снялись с якоря. Стемнело. Шли, включив мощные прожекторы. Весь экипаж находился у бортов, вооружившись баграми и шестами. Приходилось бороться со льдами. Капитан стоял на носу корабля. За штурвалом, как всегда в таких случаях, — Рахмет-бабай. Ветер не стихал. "Нептун" шел, лавируя среди мелей и льдин.

Набежала волна, накрыла корабль. На палубе осталось звенящее ледяное крошево. Одежда промокла.

В кильватере за нами двигались остальные суда. Флагман накануне ушел сдавать добычу и еще не вернулся. На время его отсутствия возглавлял экспедицию "Нептун", ибо дядя Канай слыл самым опытным капитаном флотилии.

— Малый вперед! — командовал Канай, то и дело меряя глубину воды. — Стоп! Лево руля!

Звенел колокол, судно поворачивало налево, потом снова шло вперед.

С одного из судов просигналили бедствие. Дядя Канай сел на мотофелюгу и отправился назад. Судьба "Нептуна" теперь была в руках старого Рахмета. За штурвал стал Тогайали. Из машинного отделения поднялся Сартай.

— Капитан… Где капитан? — закричал он.

— Что случилось? — спросил Рахмет-бабай.

— По-моему, поврежден винт.

— Сейчас нельзя останавливаться.

— Когда?

— Только-только выходим из мелководья. Постараемся исправить ночью. Иди к себе.

— Есть идти к себе!

— А ты что здесь делаешь? — крикнул Рахмет-бабай мне. — Иди к Бекше, побудь рядом. Здесь управимся как-нибудь без тебя.

Бекше спал крепким сном. Я потрогал его лоб, жара, наконец, спала. Я тоже лёг в постель. Стал читать дневник отца.

"Астрахань. Город окутан беспросветным мраком и дымом. Лучи прожекторов бороздят ночное небо: идут воздушные бои. Нас несколько раз атаковали вражеские самолеты. Но теперь все это позади. Мы сдали тюленьи туши и идем назад. Судно полно женщин и детей. У меня на корабле поврежден винт. Хотел было задержаться в Астрахани, заменить его, но раскричался Зангарин — начальник каравана: "Спешить надо". Только вышли из устья Волги, как попали под ураганный ветер. Шторм. У самого выхода в море — ледяной затор. Пошли за ледоколом. Но и это оказалось трудным делом. Два судна получили пробоины. Нам пока сопутствует удача. Винт держится.

Под утро все же попали в ледяное окружение. Прибежал мой помощник Айса: "Капитан! На носу пробоина!" Я закрыл ему рот ладонью. Нельзя было пугать женщин и детей. Кликнул несколько моряков, побежал на нос. У нас было две тюленьи туши. Я волоком притащил одну в кубрик. Воды набралось уже по колено. Вдвоем с Айсой плотно вогнали тушу в пробоину, забили доской. Помпы начали выкачивать воду.

На другое утро туман рассеялся, выглянуло солнце. Мы стояли среди льдов. Прошло пять суток, прежде чем нас спас ледокол, возвращавшийся в Астрахань. Только успел он отойти на приличное расстояние, как у нас окончательно вышел из строя винт. Делать нечего, корму судна приподняли краном, который стоял на барже. Вдвоем с Айсой обмазались тюленьим жиром, опустились в ледяную воду. К нам присоединились еще два добровольца. В общем, это невозможно описать, слов не хватает. Но другого выхода у нас не было. Починили винт. А Зангарин… объявил меня виновным в потерянном дне".