Морские напевы

— Потому что песни твои несуразны.

Он окинул меня внимательным взглядом и покачал головой:

— Да, сильно ты отстал от жизни. Сейчас, Болатхан, в моде песни-раздумья. Моя песня — мое раздумье. Размышления о жизни.

— А мы что, не думаем о жизни? — возразил я. — Но слово акына, поэта, песенника — особое слово. Это прежде всего поэтическое слово. А в твоих "раздумьях" ни рифмы, ни ритма, ни просто мелодии.

— Ладно, оставим стихи в покое, — возразил Бекше. — Давай подумаем о том, что скажем парням с других судов.

— Ты за словом в карман не полезешь.

— Это верно, — довольно улыбнулся Бекше, вновь погладив усики. Оглянулся в сторону баржи, стоявшей в стороне. — Давай побыстрее проведем беседы, Болатхан. Главное, собрать всех на нашем судне. Что, если мы попросим Люду помочь нам?

— Согласен.

За вечер мы объехали почти все суда. Но как мы ни спешили, не успели побывать на барже.

На другой вечер на "Нептуне" собралась почти половина всех экипажей судов, входящих в экспедицию. Пришла не только молодежь. Все помнили о нашем спектакле и явились, ожидая нового представления. Шесть судов стали борт о борт. После приветствий и традиционных расспросов о здоровье и делах, раздались нетерпеливые возгласы.

— Где наши артисты?

— Почему ничего не объявляют?

Дядя Канай вышел из рубки, поднял вверх руку, прося тишины. Все затихли. Капитан взглянул на часы, кашлянул, прочищая горло.

— Извините, товарищи. Рановато еще. Пока артисты готовятся к выходу, я хотел бы провести собрание нашей бригады.

Раздались недовольные голоса.

— Какое еще собрание?

— Мы пришли на концерт.

— Будут выступать артисты, — сказал дядя Канай. — А до этого нам не мешало бы поговорить.

— Давай, Канай, чего уж там.

— Что будем делать, товарищи? — Голос капитана налился мощью. — С моря погоды ждать или возвратимся восвояси?

— А что тут толковать, товарищ капитан? — Вперед вышел Тогайали. — Светоч мой, ты что затеял, а? До золота рукой подать, а ты хочешь на попятный идти. Никуда не уйдем, пока не заберем тюленей.

— Ну так и зимуй здесь! — крикнул ему Сартай. — У тебя брюхо вон какое, выдержит морозы. А я не хочу терять голову из-за тюленьих туш. Будет голова цела — добро найдется.

— Сартай, ты забыл, что добро это добыто самоотверженным трудом сотен людей, — заметил, хмурясь, капитан.

— Уж не хотите ли причислить меня к трусам? — вскинулся Сартай. — Как я работал, вы видели сами.

— Скажи конкретно свое мнение.

— Какое мнение? — рассердился Сартай. — Вы — капитан, я — подчиненный. Как прикажете, так и будет.

— Мое мнение известно, — ответил Канай. — А вот мнения экипажа я еще не знаю.

— Скажите, что будем прорубать лед на расстоянии в двадцать верст, я пойду! — заявил Тогайали. — Чего тут рассусоливать? Кин, кин…

Люди, собравшиеся на палубе, загомонили, засвистели.

— Что они говорят? В своем ли уме?

— Прорубать лед вручную!?

— Канай возомнил себя великаном, способным сдвинуть с места горы.

— Не ожидал от него такого легкомыслия! — покачал головой седой, как лунь, хромой старик. Это был дед Люды.

Канай постучал ключом о поручни.

— Тише, товарищи! — Он переждал шум и продолжал сильным уверенным голосом. — Выслушайте до конца. И прошу вас соблюдать тишину. Кадырали, ваше мнение?

— Начало дуть с запада. Может, подождем?

— Ждать не можем, Кадырали. — Канай поднял руку с телефонной лентой. — Вот последняя сводка. Слушайте: "Мороз усилится до тридцати градусов. В начале следующей недели ожидается шторм. Ветер северный, силой в семь баллов". Выходит, или на этой неделе мы предпримем что-нибудь и достанем туши, или отправимся домой с пустыми руками.

— Значит, надо действовать! — заявил Тогайали.

— Но двадцать верст — не шутка, — стоял на своем Сартай.

— Сартай, не двадцать, а семнадцать километров, — поправил его Рахмет-бабай.

— Конечно, и это не мало, — сказал капитан. — Из них лед на расстоянии в шесть километров придется раскалывать вручную. Но лед еще не толстый.

— А остальные десять верст? — стал сердиться Сартай. — Пока прорубим проход длиной в шесть километров, как раз и подоспеет шторм. Останемся и без добычи и без судов. Погибнем. Вы об этом подумали, товарищ капитан?

Снова раздались голоса членов других экипажей. Спор увлек всех.

— Он на гибель хочет вести нас!

— Но он предлагает единственный выход.

— То, что по плечу Канаю, не по плечу другим.

— Конечно, набрал на свое судно одних здоровяков.

— Это Бекше-то? — спросил кто-то, и кругом засмеялись.

Дядя Канай снова застучал ключом о поручни:

— Тише, товарищи! Не мешайте!.. Да прекратите же шуметь?!

— Что не даешь говорить? — последовал тут же возмущенный голос.

— Ишь ты, только со — своей бригадой хочет пробиваться!

— Вот-вот, друзья! Хотят оставить нас с носом. Нет, у него это не выйдет!

— Ну так иди с ним на тот свет. Потом расскажешь нам, хорошо ли там живется?

Все рассмеялись. Люди развеселились.

Седой, как лунь, хромой старик протолкнулся вперед.

— Перестаньте галдеть! — прикрикнул он, поводя вокруг тусклыми глазами. — Канай, сынок! Задам тебе два вопроса. Ответь мне.

— Пожалуйста, дядя Ваня.

— Вопрос первый: ты что, решил обойтись силами только своей бригады?