Люди расхохотались. Рассмеялся и Зангарин, видя, что сам угодил в сети.
— Так что же все-таки скажете? — обратился Айса к старику. — Что нам скажет ваша молодая супруга Акбатис, когда увидит, что мы вернулись не солоно хлебавши? А что скажу ей я? Может, эти слова?
— Перестань, шайтан! — замахал руками Рахмет-бабай. — Это вы, молодые, сбили себе копыта и прыгаете на трех ногах. Я еще готов потягаться с вами. — Он оглядел бойцов и посерьезнел. — Ну что, джигиты? Народная поговорка гласит: глаза боятся, но сила в руках Нас несколько сот человек. Огромная сила. Такая сила, перед которой не устоят ледяные крепости. Только все ли согласны идти на приступ?
— Били зверя вместе, вместе и должны доставать добычу, — сказал кто-то из молодых бойцов. — Значит, надо сообща пробиваться сквозь льды.
— Жизнь дороже мертвого зверя.
— Что ты мелешь? — закричал на соседа дюжий парень Канат. — Всем надо идти.
— Пусть идет Тогайали за своим золотом.
— Эгей, полундра! — вскочил с места Бекше. — Вы не трогайте нашего Тогайали. Боитесь, оставайтесь на судне. Товарищ капитан! У меня предложение. Пусть проход начнет прокладывать наша бригада. А остальные как хотят. Комсомольцы выйдут на лед как один. Таково наше решение. Мы уже обсудили между собой.
— Правильно! — подтвердил я. — Верно говорит, верно!
— Ну, если комсомольцы… — Зангарин, сморщив лоб, стал раздумывать. — Если комсомольцы и бригада Какая…
— Молодец, Бекше! О, солнышко мое!.. Кин, кин… — Тогайали подбежал, обнял Бекше. — Джигитом становишься.
Рахмет-бабай рассмеялся дребезжащим смехом.
— То грызутся, как собака с кошкой, то обнимаются… Пойми их.
— Товарищи, вопрос, по-моему, ясен. — Голос капитана перекрыл шум. — Кто за то, чтобы незамедлительно прорубать проход во льдах, прошу голосовать.
Почти все подняли руки.
— Гости тоже поднимают руки? — улыбнулся дядя Канай. — Не забывайте, вы присутствуете на собрании экипажа "Нептуна".
— Ну и что? — воскликнул Айса. — Дело касается всех.
— Не хотим, чтобы пропадала добыча.
— Без труда не вытащишь и рыбку из пруда. А тут тюлени…
Капитан улыбался.
— Выходит, наше собрание превратилось в собрание всей экспедиции?
— Выходит так, капитан. Веди нас на приступ.
— Что вы скажете, товарищ Зангарин? — Дядя Канай, улыбаясь, обратился к начальнику экспедиции. — Придется нам с вами подчиниться решению общего собрания тюленебойцев экспедиции.
— Я не имею права сдерживать инициативу масс, — ответил Зангарин, прижимая к животу портфель. — Но и ответственность взять на себя не могу. Я проинформирую о сегодняшнем собрании руководство треста. Могу сказать пока, что всю ответственность за эту затею несет капитан Канай.
Дядя Канай поднял руку.
— Итак, мне выпала честь возглавлять суда. Спасибо вам всем. На этом разрешите закрыть собрание. Начинаем вечер отдыха, товарищи.
Люди задвигались. Уже пророкотали струны домбры старого Рахмета, и он, севшим от мороза, но мелодичным голосом запел песню "Айнам коз". Поплыла над судами песня о девушке, долго и преданно ожидающей своего милого.
Я услышал девичий голос и оглянулся. Это пела Люда. Бекше стоял рядом и не сводил восторженных глаз с ее лица.
— Это все твои проделки, Канай! — Зангарин уставился на капитана налившимися кровью глазами. — Ловко воспользовался моим отсутствием. Переманил людей на свою сторону?
— При чем тут вы?.. Но поймите, нельзя победить стихию докладными и приказами, нельзя прибегать лишь к голому администрированию…
Зангарин молча повернулся и пошел на свое судно.
Пальцы Рахмет-бабая стремительно взлетели над струнами.
Слушатели дружными возгласами подбадривали домбриста.
— Уа, аксакал, блесни мастерством!..
— Будь благословен!..
— Давай, горячей!..
Старик закончил кюй, вытер пот со лба платком и встал. Как всегда, он сделал вид, что собирается уйти. Это его всегдашний прием. Рахмет-бабай любил, чтобы его долго упрашивали играть. Так оно получилось и на этот раз. Слушатели наперебой стали умолять старика сыграть еще. Наконец упросили исполнить кюй "Аксак кулан". Я сбегал в кубрик, принес ортеке. Полилась мелодия, запрыгал горный козел, спасаясь от беды, устремился вдогонку охотник.
Слушатели были в восторге.
Рухнул с коня ханский сын, тревога повисла над юртами. А козел уходил вдаль, закинув на спину рога-сабли… Грозен клич хана, тоскующего по сыну. Люди потеряли голос. А охотник все скакал и скакал за неутомимым козлом… Жизнь торжествовала. Целым и невредимым несся по дорогам жизни мой горный козел — олицетворение вечного бытия…
Потом Рахмет-бабай исполнил несколько песен. Джигиты начали подпевать, голосов становилось все больше, вот уже сотни мужчин подхватили песню, и разлилась она рекой…