Морские напевы

На третье утро с севера-запада подул сильный холодный ветер. Пошел снег. Загрохотали волны, набросились на льдины. Ветер помогал рушить их, но и сбивал людей с ног. Стало опасно работать: по ледяному полю пошли трещины, и они не всегда были видны глазу.

Вдруг на самом острие прохода раздались крики:

— Упал в воду! Спасите!..

Рахмет-бабай и Тогайали, оказалось, провалились во внезапно появившуюся полынью одновременно. Но Канай, оказавшийся рядом, успел схватить за воротник полушубка Рахмет-бабая и вытащить. Тогайали оказался в ледяной воде. Метались покрасневшие руки, пытались зацепиться за края льдины, но лед обламывался, и Тогайали то исчезал, то вновь появлялся на поверхности воды.

— Аркан! Аркан несите! — перекрыл разноголосую сумятицу могучий голос дяди Каная. — Живо!

— Спасешь теперь! — взволнованно крикнул оказавшийся тут как тут Зангарин. — Говорил я, не затевай безрассудное дело.

Подбежал Айса, держа в руках аркан, стал подбираться ближе к краю льдины. Ноги его были по колено в воде. Вот он бросил Тогайали конец аркана, да так метко, что кольцо упало тому на плечи.

— Держи, держи крепче!

Катила новая волна, и Тогайали, оглядываясь на нее, заторопился. Ругаясь, вскарабкался на лед.

Несмотря на всю драматичность ситуации, Айса пошутил:

— Второй раз за последнее время спасаю человека. А все не могу ему угодить.

— Спасибо, дорогой! — Тогайали обнял Айсу. — Если бы не ты, лежал бы я сейчас на самом дне.

— Ну вот, намочил и меня в благодарность за спасение.

— Канай, надо тотчас прекратить работу! — потребовал Зангарин. — Идет ураган, мы угодим в переплет.

— А ведь он прав, — раздался чей-то неуверенный голос. — Эдак мы все можем оказаться в воде. Поминай как звали.

— Да ты уже сейчас позабыл свое имя! — рассердился Рахмет-бабай. — Поджилки уже затряслись от страха. Тьфу!..

— Приказываю погрузиться на суда! — крикнул Зангарин.

— Пошли, джигиты! — несколько человек повернули к мотофелюгам.

Канай молча ждал, когда они поравняются с ним. Лицо его почернело.

Тогайали устремился к начальнику экспедиции.

— Кин, кин… — запричитал он. — Что вы тут разглагольствуете? Не бросайте слов на ветер. Осталось каких-то пять километров. Столько прошли… Кин, кин…

Зангарин попятился от разгневанного кока, размахивающего кайлом. С одежды Тогайали со звоном сыпались льдинки.

— Я сам виноват, что упал в воду, позабыл об осторожности. До острова рукой подать… — Он в ярости закрутил над головой кайлом. — Эй, вы! Есть у вас хоть капля мужского достоинства?

Бойцы, направившиеся к мотофелюгам, остановились в нерешительности. А впереди уже снова застучали ломы об лед. Бригада Айсы без долгих слов приступила к работе. Они вырубали очередные квадраты ледяного поля, размерами чуть ли не в городской квартал.

— Немедленно на судно! — приказал дядя Канай Тогайали. — Обсушись, обогрейся.

— Ну да, так и побежал!

— Я приказываю тебе идти на судно! — рассердился капитан. — Ты мокрый, как курица. Не нужно нам такого геройства. Иди, обсушись, потом придешь.

— Ну, ладно, пойду. — Он шагнул в сторону мотофелюги, но тут же остановился. — А ну, ребята, поднатужьтесь! И прекратите шуметь! Надо быть поосторожней — и все! Шевелитесь живее, мои дорогие!

Свистел ветер, трещали льды. Непрерывно стучали ломы, со звоном отлетали ледяные осколки. Слова заглушались порывами ветра. Люди работали как одержимые. И только там, где трудилась бригада Айсы, слышался смех. Молодой капитан веселил людей. Должно быть, рассказывал что-то о Тогайали, а может, о Зангарине.

К пяти часам вечера до острова оставался последний километр. Торопливей стали взмахи рук.

— А ну, Болатхан, утащи-ка эту льдину! — распорядился Айса, прицепляя к моей мотофелюге последнюю отбитую громадину.

Но уже ринулись навстречу мотофелюги и лодки, и я застрял в проходе. А когда ступил на остров, бойцы по колено в воде волокли связки тюленьих туш. Вода подбиралась к кучам, сложенным из тюленей, и опоздай мы на час-другой, добыча действительно уплыла бы из самых рук.

— Волоки, сынок. Потерпи еще, дорогой. — Я узнал голос вернувшегося в строй Тогайали.

Люди работали в темноте. Уже трудно становилось разыскивать тюленьи туши в воде. Фонари были маломощны. Кругом обжигающая холодом ледяная вода. Мы тащили и тащили туши, и связками, и по отдельности. Ночь приближалась стремительно. И так же стремительно поднимался уровень воды.

Тогайали работал за четверых. Подобрел как-то. Уже под самое утро, когда меня качало от усталости, кто-то стиснул мне плечи.

— Держись, сынок, — раздался его голос. — Если бы жил Адильхан, разве тебе пришлось бы так мучиться? Давай помогу. Кин, кин… Для меня что ты, что Самрат — оба дороги. Давай, ставь ноги шире, чтоб устойчивей было. И тащи ровно, без рывков. Не сбивай дыхание.

"Опять он набивается в отцы", — подумал я незлоби-во. Усталость брала свое, и я послушно пошел рядом с Тогайали.