Морские напевы

Я тоже сидел и пел изо всех сил. Стемнело. На судах начали загораться огоньки. Я видел всю эту картину как будто бы чужими глазами, запечатлевая ее в своей памяти на долгие годы и ощущая себя кровной частицей этого великого мужского содружества, которое окружало меня сейчас и, как я был уверен, будет сопровождать весь мой жизненный путь.

— Тысячу лет тебе, аксакал! — стали благодарить старика рыбаки.

— Живи долго, радуй людей своим голосом, старый беркут!

— Внимание! Внимание! — раздался вдруг голос Айсы — я беру обратно свои недавно сочиненные стихи, посвященные аксакалу. Они не вполне удачны. Вот стихи, достойные его.

Чуя грозную опасность,
Конь могучий из Баутино
Обещает — и не напрасно —
Раздробить копытом льдины…

— Ну как? Идет?

Все захлопали в ладоши.

— Молодец, Айса!

— Браво! — закричала Люда. — Правда, хорошо, Бекше?

— Гармонично, — солидно ответил Бекше.

Я громко и весело рассмеялся. Мне впервые за много дней стало сегодня хорошо. На палубе веселились вовсю. Пел шутливую песенку о девушке Тогайали. За ним бросились в перепляс несколько джигитов.

Рано утром экспедиция двинулась на восток. Суда шли по разводьям медленно, в кильватерной колонне. Возглавлял караван "Нептун", а флагман, на котором находился Зангарин, был замыкающим.

Западный ветер усиливался с каждым часом. Напор воды взламывал лед. Дядя Канай не сходил с капитанского мостика. Он пристально всматривался вперед, поглядывая на небо, о чем-то шептался с Рахмет-бабаем, наблюдая за цветом воды, давал распоряжения, чтобы производили как можно чаще промер глубины. Наконец капитан подозвал к себе Бекше.

— Передай на ледокол, пусть идет сюда. Впереди сплошное ледовое поле. Сообщи, что воды прибыло достаточно.

— Есть, товарищ капитан! — Бекше побежал в радиорубку.

Канай долго смотрел в бинокль на льды и хмуро покачивал головой. Когда он заговорил, в голосе звучали тревога и сомнение.

— Боюсь, как бы мы не зря затеяли все это, Рахмет. Силы ветра достаточно, чтобы привести в движение ледяные поля. Напор воды увеличивается.

— Остров окажется подо льдами и водой и — прощай наши тюлени?

— Если мы не поторопимся.

— Нельзя допустить, чтобы мы лишились добычи. Пойдем-ка, капитан, осмотрим судно.

Ледокол обогнал нас, взмутив неглубокую воду. Под его напором и тяжестью лед трескался и расходился. Огромные бело-голубые куски на миг исчезали под водой и, покачиваясь, всплывали снова, со скрежетом бились о металлический корпус. Тюленебойцы повеселели, вверх полетели шапки.

— Ох и силен! Врезается, словно нож в масло.

— Так он, глядишь, дойдет и до самых островов.

— Хорошо бы!..

Тогайали от возбуждения подпрыгивал на месте.

— Давай, миленький!.. Жми на этот проклятый лед, кроши его. Дай мне только увидеть этот остров! Дай мне дотронуться до тюленя!..

Однако радость наша продолжалась недолго. Ледокол проложил дорогу длиной в четыре километра, вышел на мелководье и стал, задев килем морское дно. Затем дал задний ход и едва снялся с места. Только потом пошел назад, расширяя проход среди льдов. Дядя Канай дал команду, чтобы все пересели в мотофелюги и лодки и следовали за ним.

Более пятидесяти мотофелюг и лодок вышли в проход, стали пробираться к самым ледяным полям. Предстояла тяжелая работа.

Тюленебойцы высадились на лед. Зеркальный простор оживился, зазвенел, заполнился голосами. В дело пошли ломы, окованные багры, кайла, топоры, лопаты. Разделившись на группы, люди откалывали лед громадными квадратами, отделяли от поля. Затем зацепляли куски якорями, привязанными к длинным канатам, и оттаскивали на мотофелюгах подальше, к ледоколу. А там уже ледокол выносил их в открытое море. Ветер и напор воды усиливались, и ледокол стоял, загораживая проход, не давая льдам забить коридор.

Настал вечер. За день коридор во льдах увеличился на семь километров. Люди, несмотря на усталость, держались бодро. Над морем, окованным ледяным панцирем, то и дело взлетали крики.

— Раз, два, взяли!

— Еще раз, взяли!..

В темноте запылали костры. Жгли, как всегда, тюленьи туши, и в воздухе запахло жареной рыбой и горелым жиром. Замелькали фонари. Темп, взятый днем, не ослабевал. Тюленебойцы отдыхали по очереди. Перекур бывал недолгим.

Работа шла всю ночь. Постепенно углублялся и расширялся проход. Когда на востоке посветлело, до "червонного золота", как уверял Тогайали, было уже рукой подать. Утром наскоро позавтракали, и опять закипела работа.

— Ай да капитан, ай да молодец! — похваливал Тогайали дядю Каная. — Какая голова! Какое мужественное сердце!.. У тебя сердце, наверное, волосатое, как у волка. Быть тебе большим начальником.

— Тише, тише, Тогайали! — смеялся капитан. — Гляди, услышит Зангарин, свернет работу.

— Прав Тогайали, — вмешивался Рахмет-бабай. — Если бы не ты, мы, наверняка, лишились бы тюленей. Лишь бы ветер больше не усиливался.

— Наоборот, пусть крепнет, — возразил Тогайали. — Пусть! Тогда волны раскололи бы лед.