Морские напевы

— Кин, кин… — Тогайали загундосил в нос. — Куда он делся, проклятый? Не мог же испариться?

Бекше предположил:

— Он, наверное, уронил за борт самовар.

— Этого еще не хватало, — заволновался Рахмет-бабай.

— Куда же он делся?

— Да кто он? Что ты загадываешь загадки?

— Крутится возле судна, скулит, визжит. Раз выстрелил, другой — не уходит. Мне показалось, кровь брызнула. Кин, кин… Чистое золото ведь, как тут усидишь?

— Что ищет на дне морском Тогайали? — закричал с борта своего судна Айса. — Золото выронил? Или у него начались галлюцинации из-за чрезмерного злоупотребления пищей?

— Тебе бы только позубоскалить. Кин, кин… — Тогайали перебежал на нос корабля и вновь свесился вниз.

— Это, наверное, мать тюлененка, — заметил Рахмет-бабай и сокрушенно покачал головой. — Я слышал, как она плавала вокруг судна. Хоть и нечистая тварь, но мать. Видимо, нашла судно по запаху тюлененка, а может, по голосу. Зря взяли детеныша. — Старик осуждающим взглядом посмотрел на меня.

— Тогайали как будто пристрелил ее днем, — заметил дядя Канай. Но стреляли их сотнями, откуда знать, какая из них мать, какая — нет. Похоже, днем он попал не в нее.

— Наверное, это был святой тюлень! — прокричал Айса. — Иначе Тогайали не упустил бы его. Я слышал четыре выстрела, значит, он убил четырех тюленей. Не такой Тогайали мазила, чтобы зря тратить патроны.

— Попадешь в такую хитрую, — развел руками Тогайали, перебегая теперь на корму. — То появится с одного борта, то с другого. А то прилипнет ластами к корпусу судна и висит. Кин, кин…

— Тогда это русалка! — подхватил Айса. — Узнала что ты холостой, вот и решила заманить. Благодари бога, что удержал тебя на судне. Прыгнул бы за ней — и поминай как звали.

Все дружно рассмеялись. Только мне было грустно. Видно, Тогайали днем подстрелил действительно другого тюленя. Если бы я знал, отпустил бы в полынью детеныша.

Вдруг Тогайали вскрикнул, поднатужился и поднял на борт громадного темно-серого зверя со светлым брюхом.

— А-ай, проклятая, думала перехитрить меня! — радостно засмеялся он. — Ну, Айса, вот тебе русалка. Подороже она будет стоить.

— А все-таки она тебя наказала, — заметил дядя Канай, поднимая ружье. — Приклад раздробил у ружья.

— О, бог мой! — Тогайали всплеснул руками. — Забылся, трахнул было ружьем о палубу… Что я буду теперь делать? — Он схватился за голову.

— Будешь сидеть на судне и готовить вкусную пищу. — Капитан взглянул на часы. — Кстати, тебе пора на камбуз.

— Хорошо, что не прыгнул! — смеялся Айса. — На этот раз я не стал бы тебя спасать. "Нептун" бы голодал…

Рахмет-бабай погладил свою бороденку.

— И не надоедает тебе острить? — обратился он к Айсе. — Есть такая примета: кто в молодости остряк — в старости болтун. Бедная твоя жена. Я вижу, ей житья не будет.

На "Нептуне" взлетел смех.

— Это как сказать. — Айса за словом в карман не лез. Лучше как-нибудь да забавлять в старости жену, чем убегать от нее в море.

Теперь дружный смех взлетел на "Баутинце".

— Тьфу! — Рахмет-бабай затрусил в кубрик.

После завтрака я поднялся на палубу, прихватив альбом. Суда одно за другим вышли в открытое море. Капитан стоял на мостике и смотрел в бинокль.

Бекше с тюлененком в руках крутился тут же.

— Пушок! — вырвалось у меня. Я бросился к тюлененку. Бок у него был розовый. — Он ранен?

Бекше возмутился:

— Эх ты, тоже мне художник! Шерсть у него меняет окраску. Поэтому Тогайали плакал вчера. А утро, видишь, какое? — Он показал на восток. — Оглянись вокруг, будущий Айвазовский!

На востоке весь горизонт был затянут багровым заревом. Хрустальные дворцы и замки, казалось, за одну ночь покрылись золотом. Над ними носились стаями и в одиночку золотые птицы. Одна из них стремительно промчалась с края на край, словно бы прорезала весь небосвод, взлетела вверх и застыла. В клюве светилось что-то, похожее на золотой башмачок. Другие птицы ринулись к ней, но обладательница башмачка метнулась в сторону, потом камнем упала вниз. Я ждал, что сейчас из хрустального дворца выйдет неписаная красавица, протянет руку, возьмет башмачок. И стоит ей надеть его на ногу… В это время из-за моря выглянул малиновый край солнца, и мир преобразился. Золотые лучи теперь бродили в небе. Лед засверкал.

— Хорош наш Каспий, правда? — Бекше повернулся ко мне. — Вот что, сделай мне юмористические рисунки.

— Что, например?

— Нарисуй Тогайали в обнимку с поломанным ружьем…

— А для чего?

— Чудак! Вечером, когда вернетесь, на "Нептуне" будет висеть стенгазета.

— Хлопот не оберешься. Да и дядя Канай рассердится.

— А вот и он сам.

— О-о, я вижу, Болатхан опять взялся рисовать. — Дядя Канай положил руку мне на плечо и стал внимательно разглядывать этюд. — Неплохо, неплохо. Чего засмущался? Продолжай.

— Товарищ капитан! — обратился к нему Бекше. — Мы хотели бы выпустить стенгазету с юмористическими рисунками. Можно?

— А почему нельзя? Можно. Только не осмеивайте людей.

— Какие же это тогда юмористические рисунки? — рассмеялся Бекше. — Мертвое искусство.