Москаль

– Исключено. Два полных блистера. Интеллигентный больной, ни капли алкоголя в крови.

– То есть попытка бы удалась, если бы не промывание?

– Да.

– То есть он… хорошо. Он что-нибудь сказал, я имею в виду – может быть, бредил?

Доктор трагически поднял густые брови.

– Только мычал и хрипел. Идентифицировать эти звуки не представляется возможным.

– Дочь? Что рассказывает дочь?

– А вы с ней сами можете поговорить. Она пьет чай на посту с медсестрами. Ей самой нужна была помощь.

– Спасибо. – Майор полез в карман, доктор отрицательно улыбнулся.

– Со мной уже рассчитались.

Елагин сделал шаг к выходу.

– Так вы говорите, он проспит до завтра?

– Как минимум. Все что нужно сделать для него, будет, разумеется, сделано.

Майор с Патолиным вышли в коридор.

– Какая-то совсем дурная история. Конрад Эрнстович и вдруг такое. У меня пока никаких версий. Может быть, семейное?

– Сейчас узнаем. Где тут пост?

– Видите, лампа горит.

Нира Конрадовна сидела на продавленном диванчике и держала в руках пустую чашку. По обеим сторонам от нее располагались две крупные белые, добродушные медички. Они охотно болтали, в стиле «а вот еще был случай». Увидев Елагина, она вжалась в диван. Белые сестры недоверчиво посмотрели на подошедших мужчин.

– Нам надо поговорить, – сказал Елагин тоном, не признающим возражений.

– Я не могу встать, – тихо сказала девушка.

– Ничего, я сам к вам сяду.

Медсестры деликатно встали, одна пересела на дежурное место к телефону, вторая вообще удалилась.

– Это нервы, Нира.

– Я знаю.

– Расскажи, что случилось. Извини, сама понимаешь, служба. Когда такой человек, как господин Клаун, внезапно… обязательно нужно разобраться.

– Я понимаю.

– Вы живете вдвоем?

– Втроем. Еще мой уж, Джо, но он сейчас на гастролях.

– Понятно.

– Нет, еще домработница Саша. Она часто у нас остается. Почти всегда.

– В этот раз ее не было?

– Нет.

– Конрад Эрнстович вел себя как обычно сегодня?

– Как обычно.

– Какие-нибудь подозрительные звонки, визиты?

– Нет.

– У него раньше такое случалось?

– Никогда.

– Но он пил таблетки?

– Он пил таблетки много лет, и никогда такого не случалось.

Майор помолчал.

– Как он себя чувствовал, когда вы уходили?

– Он ел. Суп. Саша сварила суп. С креветками.

– Сколько вас не было в квартире?

– Я вернулась с дороги, я забыла ключи от студии Джо. Меня не было минут сорок.

Елагин помассировал виски. Патолин сказал:

– Ничего другого не остается. Кто-то позвонил ему в эти сорок минут.

– Где телефон Конрада Эрнстовича?

– Не знаю.

– Я сейчас распрошу сестричек, – сказал Патолин. – Но могли ведь и по городскому.

Майор кивнул.

– Могли. Ты знаешь что. Свяжись-ка с другими директорами. С Катаняном, с Цыбулевским. С Кечиным. Я почти уверен, что они что-то знают.

Помощник ускакал, в его должности естественно быть ретивым.

– Так, Нира, я понимаю, как вам тяжело, но все же попытайтесь восстановить в памяти события последних дней. Меня интересует все, любая мелкая деталь, необычная, я имею в виду. Что-то вас настораживало, удивляло в поведении отца?

Девушка посмотрела в чашку, словно пересчитывая оставшиеся на дне чаинки. Так еще гадают, на чайной гуще.

– Вы сказали Катанян, Кечин?

– И что?

– Они были у нас позавчера и в пятницу.

– Это необычно?

– Они никогда раньше у нас не бывали.

Это было уже нечто. Майор почувствовал прилив легкого волнения – сейчас пелена спадет.

– А о чем они говорили с отцом?

– Я не знаю.

– Угу. Понятно. А вели они себя как, нервничали? ругались? смеялись?

– Никак.

– То есть не нервничали, не ругались, не веселились.

– Да.

По коридору послышался стук каблуков. Патолин появился из полумрака, он нес на весу как драгоценную находку мобильный телефон.

– Ну? – спросил майор.

– Да, есть звонок. Я наизусть не помню, но убежден, что это номер одного из них. Катаняна, кажется.

– Позвони, разузнай.

– Уже. Я уже все набирал, и работу, и дом, а мобильные выключены.

– Понятно, – тихо выдохнул майор.

– Никто, ни жена, ни дети, ни секретари не знают, где сейчас члены совета директоров Кечин и Катанян.

Начальник службы безопасности не успел ничего сказать. Из коридорной полутьмы раздались непонятные звуки, тупые мягкие удары, шлепки, вздохи и, наконец, длинный, сиплый вой. Все вскочили кроме Ниры, еще сильнее вжавшейся в диван. По коридору плелся на четвереньках, припадая на правую руку член совета директоров «Стройинжиниринга» Конрад Эрнстович Клаун. Он крикнул еще раз, но теперь уже значительно слабее, потерял равновесие и мягко повалился на правый бок.

– Это очень плохо! – сказали за спиной у майора. Это был добрый доктор. – Случай тяжелее, чем я предполагал.

– Он умрет?

Доктор смущенно покашлял.

– Во всяком случае, к завтрашнему дню он не придет в норму.

На этом неприятные сюрпризы этого дня не закончились. Когда майор с помощником выходили из больницы (Нира категорически отказалась ехать домой), кто-то позвонил Патолину. Он удивленно сказал в трубку:

– Вы? – И протянул аппарат шефу. – Он говорит, что вы постоянно недоступны.

Это был Дир Сергеевич.

– Как наши дела? – поинтересовался он напряженным тоном. – И почему ты от меня прячешься, Саша?

– Ни от кого я не прячусь. А дела наши очень даже не хороши.