Москаль

Валерий Игоревич Бурда сидел на пластиковом лежаке с поднятой спинкой, плотно завернувшись в полосатое купальное полотенце. Вид у него был загорелый, но несчастный. Досаждал береговой ветер. Нарушал состояние укромного уюта. И вообще он всем мешал. Волновалась поверхность темного моря, волновался длинный синий понтон, по которому купальщики добирались до глубины через колючий коралл. Хотелось выпить, Валерий за последние две недели очень сжился с системой «все включено», и частенько требовал, чтобы ему смешали с чем-нибудь джинн или водку. Но сейчас тащиться к барной стойке не хотелось – холодно на ветру. Еще больше ветра досаждал итальянский крик из фанерной будки, где трудились два курчавых полуголых массовика-затейника. На песчаной отмели стояли кружком итальянки всех возрастов, взявшись за руки и под радиокоманды «Уно, дуэ, тре» прыгали и приседали. Бурда смотрел на них с тоской. Он знал, что вода очень теплая, градусов двадцать восемь, но все равно похмельная его мысль содрогалась при виде этих бодрых водных процедур.

Это был «итальянский» отель, то есть здесь превалировали гости с Апеннин, и это Валерия устраивало. В окружении соотечественников он чувствовал себя неуютно. Он вообще старался не разговаривать, показывал бармену пальцем на нужную бутылку и все. Самое неприятное, что он не знал, сколько ему придется здесь находиться. А вдруг это пожизненное заключение?! Не Сибирь, конечно, но не хотелось бы.

А еще он старался все время быть на виду, если не в запертом изнутри номере, то на глазах у как можно большего количества людей. Он понимал, что это наивно. Если его захотят убрать, то никто и ничто не поможет. Он уже устал себя проклинать за неуместную, кретинскую предприимчивость, приведшую его аж сюда, на ветреный край земли. Сидел бы себе за стеклянной стенкой над умеренно замызганными клавишами своего компьютера, пил кофе из пластикового стаканчика, читал бы дома вечерами Вудхауза или Акунина: он теперь ценил свое тихое ровное повседневное счастье.

Заметил за собой одну неприятную и все более развивающуюся особенность. Стал расстраиваться, ну, просто по всяким пустякам. Недавно вычитал в рекламном проспекте, что глубина Красного моря около шести километров, и после этого перестал купаться. Спрашивается, какая тебе разница, шесть, или, скажем, два? Однако нет, больше Бурда на понтон ни ногой. Маска для ныряния так и пылится на телевизоре в номере. Ведь сколько он сквозь нее увидал разных рыбок разноцветных, как радостно захватывало дыхание во время первого обрушения в воду с понтона. Все иллюзия, никакие природные виды не могут сгладить страх, засевший в верхней части желудка.

Все время думал, как именно это произойдет? Ворвутся в номер? Схватят за ноги водолазными руками и утянут к муренам? Подсыплют чего-нибудь в еду? Подставят ножку во время подъема на Синайскую гору? Но ведь он в море больше не суется, в столовой шведский стол, а они не станут травить пол-отеля ради него, менеджера средней руки, ходя и повышенной осведомленности. А то, что он из отеля ни ногой, ни на какие сомнительные экскурсии, он решил для себя еще в первый день. И на ночь придвигал тумбочку к входной двери. Хотя, это ведь смешно. Им стоит только захотеть, а уж преодолеть сопротивление тумбочки…

Но, с другой стороны, зачем его, Валеру Бурду, убирать? Он не так уж много знает. Да, собственно, что он вообще знает?! Ничего! И если бы его хотели убрать, то тюкнули бы по глупому темечку уже там, в мокром Киеве, зачем его было везти сюда, кормить, поить две недели.

Бурда вздохнул, прикидывая, как начать ему разворачиваться из полотенца, ведь как ни крути, а к бармену идти надо. Просто так лежать, нет больше сил.

И в этот момент он понял, как именно от него решено избавиться. Прямо здесь, на пляже, не взирая на наличие целой кучи пляшущих итальянок, на двух читающих соседей, на зоркого бармена. Его убьет вот этот человек в черном костюме, с галстуком и в соломенной шляпе. Какое отвратительное сочетание. Валерий Бурда был не в силах бороться, он продолжал лежать полосатой мумией, покорно следя красными, несчастными глазами за приближающейся фигурой киевского полковника. Тот шел по пляжу, утопая лаковыми ботинками в мелкой гальке, вода мелкого прибоя замирала с шипением у его каблуков. Он медленно поворачивался всем телом, как корабль, прокладывал себе новый курс после каждой остановки и следовал дальше.

Увидел подопечного. Улыбнулся.

Полковник подошел вплотную. Встал в ногах, снял шляпу, обмахнулся ею и сказал:

– Собирайся.

– Куда, – пискнул Бурда.

– В Москву.

– В Москву? Зачем?

– Там спросишь.

– У кого?

– У меня.

– Понятно. Там спрошу.

Валерий Бурда давно уже решил для себя, что только полная покорность судьбе и безымянному полковнику дает шанс выжить.

Россия

1