Московская стена

Лукин принадлежал к посткоммунистическому поколению кремлевских обитателей, называвших себя «менеджерами-универсалами». Они не делали особых различий между политикой и бизнесом, они работали на корпорацию Russia Ltd, зарабатывавшую три триллиона долларов в год, получая каждый свой процент. По диплому Лукин значился, кажется, руководителем народного театра. Но что значат дипломы в эпоху революций? Ленин и Кастро готовились стать адвокатами, а Мао учителем. В моменты великих потрясений ценится умение извернуться и скинуть других под гигантские жернова истории, а потом спринтерски вскарабкаться по чужим черепам на самый верх. И вот здесь Лукину нашлось бы мало равных. Еще в детстве юркий, похожий на славного, но все равно хищного и зубастого зверька чернявый паренек умел добиваться нужного результата, объединяя или сталкивая интересы близких людей. Приятели, родители, даже полуглухая бабушка сами того не ведая становились участниками хитрых многоходовок, которые увлеченно разыгрывал талантливый Сережа. Незаметно подчинять других своей воле, направляя ход событий туда, куда он хочет, было для него высшим удовольствием. Институт социалистической культуры, где студенты проходили курс актерской подготовки и основы режиссуры, отточил эти кукловодческие навыки. Где бы ни трудоустраивался в начале своей биографии молодой специалист Лукин, он везде становился центром бурной деятельности. А вскоре звезды сложились совсем красивым узором. Началось благословенное время – смена эпох, когда, как в рождественскую ночь, возможны любые чудеса, ибо верх становится низом, а низ – верхом. Лукин, удачно женившись, получил в качестве приданого пост вице-президента по коммуникациям в одном из вновь народившихся частных банков. Многоходовки стали сложнее. Банк вкладывал деньги клиентов не только в гособлигации, но и в депутатов, обязанных лоббировать нужные законы. Покупки эти, конечно же, согласовывались с людьми за Кремлевской стеной. Потому-то Лукин скоро стал вхож в администрацию. Его начали привлекать для оказания политических консультаций, а через несколько месяцев напрямую пригласили поработать в Кремле.

Кремлевские коридоры в начале столетия заполняли люди, подобранные, кажется, не только по складу мышления, но и по внешности. Невысокого роста, с улыбчивым ртом и холодными глазами, с крепким рукопожатием и конкретными разговорами. Они верили только в то, что можно положить на банковский счет или в кровать. Лукин казался здесь чужаком даже внешне. Южного типа, высокий, разговорчивый, на первый взгляд открытый любому нараспашку. Поначалу он ощущал себя в Кремле словно в аквариуме с глубоководными рыбами: кожи то и дело касалась холодная, водянистая, диффузная материя. Здороваясь, зачастую хотелось отдернуть руку. Лукин осознанно презирал большинство из тех, с кем сталкивался здесь, за одноклеточность. Именовал их не иначе как homo concretus, человек конкретный. Жизнь homo concretus была запрограммирована всего на два режима: «пугать» или «бояться». Занятия этого примитивного существа выглядели до зевоты однообразно. Купля-продажа постов, захват собственности, откаты и распилы. Рефлексы и поведение легко поддавались прогнозированию. Лукин смотрелся среди окружения интеллектуальным Гулливером. Но наслаждался он ощущением превосходства недолго. Однажды его осенило: эти люди и он с ними заодно вовсе не управляют Россией, как кажется со стороны. Находятся они за кремлевской стеной, потому как им милостливо разрешили тут временно пребывать. Они – всего-навсего вши, обитающие на человеческой голове и возомнившие себя на том основании выше остальных форм жизни. Их лишь терпят – до поры до времени. Управляет же событиями разумная – но при том не человеческим разумом – сила, которая, в отличие от них, занята важными и нужными делами. Сила всемогущая, всезнающая и безжалостная. Видимым, физическим воплощением ее, сам того не осознавая, является народ, парадоксально живущий в убеждении, что все решается без его мнения и участия.