Московская стена

Тогда он, наивный еще, молодой журналист, написал Лукину умное письмо о том, как наконец сделать русский народ культурным и непьющим. Случилось невероятное: Лукин лично позвонил, пригласил поговорить. На встрече полчаса молча слушал план Ворона по «спасению России», который тот, сверяясь по бумажке, излагал дрожащим от волнения голосом. Потом махнул кокетливо рукой, блеснув дорогими часами, ответил со скучным лицом: «Ваш пыл, конечно, похвален, однако, увы, бесполезен. Вы совсем не понимаете, что такое народ. Не видите картину целиком. Человек – это одно существо. Сто человек – совсем другое. Миллион – уже третье. Невозможно разговаривать с народом так, как мы сейчас разговариваем с вами. Взывать к нему стать добрее, лучше, работящее. Народ – по определению тварь бессознательная. Управлять им нужно точно так же – через рефлексы, выбирая наименее разрушительные и даже полезные для общего блага. Что интересно сейчас нашим людям? Разбогатеть, вылезти из советской нищеты. Из этого можно выжать очень хороший крутящий момент. Разогнать экономику, создать класс людей с собственностью, которые, в отличие от безродных нищебродов, будут стремиться улучшать среду своего обитания – и заодно общую. Ваши же проповеди ни к чему не приведут. Человека нельзя улучшить. Его можно жестко или мягко подчинить, заставив жить так, как вам этого хочется». У Ворона, когда он вышел из кабинета Лукина, оставался только один вопрос – зачем его позвали? Догадка выставляла могущественного главу президентской администрации в непозволительно гротескном виде – покрасоваться, показать швейцарские часы и сшитый на заказ костюм, потоптаться на мечтах никому не известного журналистишки. Позже, вспоминая ту встречу, Ворон снова и снова болезненно переживал собственное бессилие перед лицом холеного, самовлюбленного «кремлевского стратега». Но теперь он придет на встречу не с тремя листками бумаги. Нет, с той штукой, что пробила дырку в тайге. Лукину придется его выслушать.

Когда Ворон проснулся, было уже далеко за полдень. Жизнь кипела вокруг – радостная, хлопотливая. Трещал костер, в котелке оптимистично бурлило и хлюпало, Сима резала еду, остальные весело выкатывали из самолета металлические бочки с горючим. Ворону внезапно очень захотелось быть здесь, с ними, на заросшей свежей травой лесной прогалине. Но не получалось. Голова, помимо желания, производила прежние, не ведущие к результату калькуляции – кто с кем, где и когда произойдет развязка. Потом, через одиночество, пришла злость. Все думают черт знает о чем, пока он, еле живой, тащит на хилых плечах ношу ответственности за будущее. Не свое личное, заметьте. Огромной страны. Они же каждый о своем. Быков безмерно счастлив, что заманил в тайгу возможного инвестора, который задорого приобретет его изобретение. Голдстон и Сима натурально похожи на накурившихся хиппи. Им вообще не до чего, одна забота – уединиться, предаться гормональному безумию. Колька, как щенок, радуется за компанию – потому что веселятся все вокруг. Обед – густая, похожая скорее на кашу похлебка из тушенки и овощей – не исправил мрачный настрой командира. Напротив, впервые за путешествие он сошелся лоб в лоб с физиком. И был вчистую, в пух и прах им разгромлен.