Московская стена

Началось с интересующего всех рассказа о том, какими судьбами физик двадцать лет назад очутился в тайге и что там делал. В лихие девяностые, закончив институт, Быков обретался в Институте ядерной физики в Новосибирске, где его зарплаты едва хватало на скромные обеды в институтской столовой. Однажды, в лучших традициях шпионских романов, к нему привязался на улице какой-то тип, предложив «работу по специальности за достойные деньги». Сначала Быков принял его за сводника, что оптом переправляли тогда физиков-ядерщиков в Китай и Северную Корею. Но после пары встреч все обернулось очень неожиданным предложением. Официально прикрытый в начале девяностых, но, тем не менее, выживший город-ящик[52] в Западной Сибири. Скорее даже поселок, ученые и военные с семьями. После упразднения Союза некоторые решили остаться в тайге на положении «робинзонов», пока в стране все не утрясется. Потом случилось чудо: про общину физиков-отшельников узнал один из новоиспеченных олигархов, выпускник МФТИ, и загорелся странной идеей – возвести в Сибири город-утопию, где, вдали от торгашеско-потребительской цивилизации, талантливым ученым можно спокойно заниматься наукой в чистом виде. Возможно, то было искупление за разворованную советскую собственность, за расстрелянных в разборках конкурентов. Настоящие мотивы этого человека, которого Быков видел за все время вживую всего пару раз, так и остались для него загадкой. Но город, действительно, обрел новую жизнь, даже лучше первой. Сюда приезжали те, кто устал от суеты, простоты и пустоты новой эпохи. Кто-то в шутку прозвал поселок Городом Солнца, позаимствовав имя из утопического романа Кампанеллы[53], и этот плагиат быстро прижился. Появилась даже красивая легенда: Sun City – антипод Sin City[54], той жизни, которую они оставили, отправившись в тайгу. Даже указатель такой поставили на въезде, две стрелки, два мира. В поселке жили не только физики – биологи, химики, инженеры. Впавший в институтскую ностальгию олигарх долго потом смеялся: потраченные на утопию деньги принесли несколько тысяч процентов прибыли. Разработанные в тайге патенты продавала зарегистрированная в Люксембурге фирма SunCity, венчурная компания, которая, как считалось, принадлежала китайцам.

– Бомба, – не удержалось, вырвалось у Ворона. – Вы же сделали и испытали какую-то бомбу нового типа? Я про те деревья в тайге!

Сидевший напротив в позе лотоса физик – до того живо, с юмором рассказывавший историю Города Солнца – окаменел. Кажется, от вопроса у него здорово испортилось настроение.

– Зачем вам бомба, Ворон? Вы вот Россию порываетесь все время спасать – так и спасайте себе на здоровье. Но бомба-то зачем?

Командир знал: бесполезно, даже опасно ввязываться в спор. Никого он ни в чем не убедит. Но все равно прохрипел, упершись взглядом в костер:

– Бомба зачем? Историю читали? Только атомная бомба и спасла Советский Союз от уничтожения. Без бомбы никто бы из здесь сидящих вообще не родился! Или будете отрицать, что Штаты собирались нас закидать, как Хиросиму?

Быков прищурил водянистые глаза.

– Не буду. Собирались. И хорошо, что наши бомбу сделать успели. Но что дальше? Расскажите-ка нам, будьте добры!

Ворон, как собака, насторожился, навострил уши, предчувствуя ловушку.

– В смысле – дальше?

– Как в итоге люди придут ко всеобщему миру и счастью? Можете назвать это для удобства коммунизмом… Сами по себе, или что-то надо делать?

Командир дернулся внутри туда-сюда, выругался неслышно – зачем полез на рожон? Но отмолчаться уже не выходило. Все смотрели в его сторону. Колька даже жевать перестал, что означало высшую степень внимания.

– Ну… надо наверное…

– Бомбы новые изобретать?

Ворон молчал. Не знал, чем крыть. Наконец сказал едко, скрывая под юродством неуверенность:

– Просветите дурака! Сделайте милость!

– Вас уже две тысячи лет как просветили. Давно все сказано. Кесарю кесарево, Богу богово[55].

– Неверующий я. Семинарий не кончали, простите…

Быков вздохнул, словно тоже уже пожалел, что ввязался в разговор.

– Тут религии ноль. Философия в лучшем случае. Да и та житейская. Смотрите, человек живет в мире необходимости. Вернее, даже выживает. Это и есть мир кесаря – с вашими бомбами, войной за ресурсы и прочей мышиной возней. Но разве мы ему принадлежим, пусть и живем в нем? Не кажется ли вам, что главный человеческий, так сказать, функционал – напротив, преодолевать необходимость везде, где только можно? Уйти от всех ограничений материального мира? Победить голод, болезни, неравенство, пространство, время? Создать мир полной свободы?

Голос Быкова – спокойный, сильный – беспрепятственно вливался в голову Ворону, создавая там сильные радиопомехи. Четкая, давно принятая командиром за эталон картина жизни начала дергаться и плясать, теряя всякую осмысленность. Ворон злился и оттого у него еще хуже получалось формулировать что-то путное.

– Шизофрения какая-то! Раздвоение личности! Мир свободы, мир необходимости… Голова не закружится? То там, то здесь…

Физик пожал плечами: