Московская стена

– Я не привез с собой никакого решения, – словно оправдываясь, нехотя сказал Голдстон. – Думаю, мне стоит вернуться в Берлин, рассказать обо всем еврокомиссару Кнеллу, который отправил меня сюда. Он очень просвещенный человек. Кроме того, испытывает большую симпатию к русской культуре. Возможно, мой рассказ наведет его на какие-то мысли. Вот и все, что я могу вам пообещать.

Казаков молча встал, крепко пожал ему руку. Сейчас он уже не улыбался. Но в спокойных серых глазах не было заметно разочарования. Очутившись снова в одиночестве, Голдстон вернулся к прежней диспозиции. Банка березового сока, скрипучий стул, таежный океан за окном. Хотя нет, что-то изменилось. Он вспомнил: Вселенная хочет, чтобы все кончалось хорошо. Если так, осталось немного: захотеть этого самому.

* * *

Через час в дверь опять постучали – заботливо, почти нежно. Теперь это оказался Быков. Одет был почти как Казаков, только тона посветлее. Голубая рубашка, серый пиджак в синюю клетку, тоже отутюженные так, что можно порезаться, брюки. Сейчас он еще меньше походил на ученого, чем во время первой их встречи. Скорее на довольного жизнью гангстера времен Великой депрессии откуда-нибудь из Детройта. Едва физик вошел в комнату, Голдстон, кажется, почувствовал возмущение магнитного поля. Потом вспомнил, что не оставался с Быковым один на один с момента их отъезда из Москвы.

– Со мной все в порядке! Буду жить.

Он сказал это торопливо, ожидая с напряжением нового вопроса о своем состоянии. Быков кивнул с радостной улыбкой – как будто выслушал врачебное мнение о здоровье друга. Сел на приготовленный Казаковым стул.

– Я знаю, что ничего страшного. Надо только отдохнуть. Собственно, есть конкретное предложение. Поехать на пару дней на озеро.

– Вдвоем?

– Да. Но не со мной.

До Голдстона, у которого по-прежнему шумело в голове, дошло не сразу. Он сделал вид, что не понял.

– Неужели с Вороном?

– Нет. Отдохнуть надо в первую очередь от него.

Они вместе рассмеялись. Холодные, почти волчьи глаза Быкова совсем не сочетались с его искренне смущенным видом.

– Наверное, я слишком много на себя взял…

Вздохнув глубоко, Голдстон опустил взгляд в пол. События тащили его за собой, как лошадь на веревке. Стало стыдно, пусть и непонятно за что и перед кем. Но вслед за тем пришло радостное, почти праздничное облегчение. «Какой же ты, Павел Юрьевич, молодец, что так много на себя взял».

– Озеро небольшое, триста метров в диаметре. Идеально круглое – скорее всего, метеоритного происхождения. На самом берегу – домик деревянный и баня. Что важно – с гонялками электронными от мошкары, иначе съедят заживо… Если у нас кто хочет пофилософствовать, отшельником себя почувствовать – туда едет. Здесь недалеко, полчаса на машине по грунтовке.

Звякнув негромко, физик выложил на подоконник брелок с автомобильными ключами. Голдстон покосился на ключи.

– Значит, баня?

– А что, дело хорошее… Да, Симу я предупредил. Сказал, у вас появилась такая идея. Отдохнуть. Вместе.

Машина снова оказалась японская. Небольшой серебристый джипчик с ручной коробкой передач. Сима почти не опоздала, спустилась вниз в пять минут шестого. В руках – только армейский вещмешок, подарок Ахмеда из чайханы.

– Вижу косметичку. А где же чемодан? – спросил Голдстон, распахивая багажник, где уже были аккуратно составлены доставленные Быковым пакеты с едой.

– Я с детства минималистка.

– Ну да, мы же едем в баню.

Сима, не ответив, села в машину. Голдстон, чтобы скрыть смущение, как только устроился за рулем, тут же торопливо достал бумажку с нарисованной Быковым картой. Та скорее напоминала доисторический наскальный рисунок, а не творение одного из умнейших людей современности. Расшифровав, наконец, неуклюжие линии и закорючки, включил зажигание. Краем глаза перехватил взгляд Симы – пристальный, но не деланый.

– Ты уверен?

– Про баню? Да.

Поросшая травой дорога оказалась узкой-узкой, не разъехаться. Смыкающиеся друг с другом наверху кроны деревьев превращали ее в полутемный тоннель. У Голдстона в голове щелкнуло. Дежавю. Тоже живой тоннель, тоже что-то очень важное, как и сейчас, до мурашек на коже. Кажется, про жизнь и смерть. Точно. Ночь, когда позвонил Кнелл. Лабиринт. Сад, откуда непременно надо убежать.

– Ты когда-нибудь думала о том, как выглядит рай?

– Конечно.

Сима совсем не удивилась вопросу.

– И как же?

– У каждого он свой.

– Какой у тебя?

– Как ни странно, дом на озере.

Он вздрогнул. Щелчок, даже, кажется, не воображаемый. Две реальности наложились друг на друга. Рай с лабиринтом из его сна внезапно соединился с раем, который когда-то придумала Сима. Здесь, в этом самом месте и времени.