На площади перед въездом в монастырь конвой поджидали солдаты в защитных шлемах и бронежилетах. Автобусы и бронетранспортеры остановились в самом центре оцепленного ими круга. Прибывших начали высаживать – по очереди, автобус за автобусом. Потом группами человек по двадцать они заходили в монастырь через низкую калитку в старинных воротах, укрепленных изнутри слоями бронебойной стали. Прямо над воротами Голдстон приметил вделанную в кирпичную кладку икону. Истертый временем золотистый лик какого-то святого, подсвеченный фарами бронетранспортера, показался удивительно живым, почти как лицо на экране телевизора. Да, именно так – живые глаза смотрели на него из стены. Он зябко повел плечами. Внутри монастырских стен мир заодно словно отгородился и от привычных физических законов. Казалось, времени в обычном понимании здесь просто нет. Оно или вообще остановилось, или же утекает здесь из отведенной ему емкости невероятно тягуче и медленно, как старый, засахарившийся мед. Солдаты гарнизона, патрулировавшие территорию, ничуть не мешали этой иллюзии. Напротив, как потусторонние, бесплотные существа мелькали в сумерках неясными силуэтами по обе стороны от дорожки между сугробами. Когда кто-то из приехавших провалился в припрятанную под слоем тонкого льда лужу, треск так внезапно взорвал эту кажущейся вечной тишину, что Голдстон по-женски вскрикнул от испуга.
– Мы недолго постоим внутри, потом я покажу вам монастырь. Может, даже удастся залезть на колокольню, – шепнула Сима, случайно прикоснувшись губами к его щеке. Голдстон почувствовал от прикосновения легкий укол в мозг, что сразу обострило восприятие. Реальное еще дальше отодвинулось в мир теней, иррациональное, существующее вне времени, стало очевиднее.