Московские стрельцы второй половины XVII – начала XVIII века. «Из самопалов стрелять ловки»

8 сентября – 25 октября 1661 г. произошла крупная битва между войсками Новгородского разряда под командованием И. А. Хованского и польско-литовскими хоругвями К. Жеромского[327]. Сначала успех сопутствовал воеводе. 6 октября Хованский получил подкрепление в виде «Лифляндского» полка А. Л. Ордина-Нащокина, а 8 сентября состоялась битва главных сил. Жеромский был разбит и укрепился в полевом лагере[328]. Хованский не предпринял немедленный штурм, а начал осаду литовского лагеря и упустил время. 25 октября на помощь Жеромскому подошли части С. Чарнецкого и других польских военачальников. Сражение разыгралось в рамках той же тактики, что и при Верках, под Полонкой, при Басе и при Суе. Однако конница Новгородского разряда не выдержала удара польских хоругвей и обратилась в бегство. Пехота, в т. ч. Второй Московский Выборный полк и генеральский полк Т. Далейля, попали в окружение, но отбивались стойко. Тем не менее польская пехота смогла преодолеть линии «рогаток» и «надолбов», и конница прорвала шеренги русских солдат. «Пользуясь случаем, они (поляки. – АП.) ринулись к лагерю, ничего не видя, т. к. туман был очень густой, и куда ни приклонятся, там от московской пехоты сразу «сильным запахом потянет»[329]. Ну, и начали биться с ними во имя Господне. Конница наша не могла ничего поделать с Москвой, за кобылинами стоявшей, поскольку пехота московская вела огонь как из-за штакета, так и из-за кобылин. Только когда подошла наша пехота, и огонь стал взаимным, они (русские. – А.М.) начали свой лагерь оставлять. Но этот отход с боем продолжался недолго, и выйдя в поле, они снова оказали сильное сопротивление. Однако их повторно сбили и с этого места, но они в третий раз укрепились у леса и здорово нам «давали прикурить». Здесь уж наши не мешкали, а «очертя голову» налетели, и, смешав, разорвали, «взяли в сабли» и до самого Полоцка гнали, рубя…»[330]. Русская пехота побежала вслед за князем и конницей. В порядке отступили только полк Далиеля и Второй Выборный[331].

Московские стрелецкие приказы не участвовали в этом сражении. В июне 1661 г. приказы В. Пушечникова и Ф. Полтева были отозваны из состава полка Хованского[332]. Отсутствие московских стрельцов объясняет два таких казуса, как перестрелка русской и польской пехоты и прорыв линии «рогаток» и повальное бегство русской пехоты, кроме генеральского и Выборного полков. Под Полонкой польская пехота была просто расстреляна московскими стрельцами и ничего не смогла сделать против них. При Басе Выборные солдаты и московские стрельцы расстреляли в упор атаку польских гусар. При Конотопе генеральский полк Баумана и московские стрельцы залповым огнем отбили все атаки татар и выговцев, нанеся им тяжелые потери. Следует признать, что отсутствие московских стрельцов на поле боя при Кушликовых горах сказалось на стойкости и дисциплине русской пехоты.

В 1655–1661 гг. московские стрельцы действовали на поле боя в одних боевых порядках с солдатами «нового строя». С точки зрения тактики московские стрелецкие приказы представляли собой лишенные пикинеров мушкетерские роты обычных европейских пехотных полков. В бою стрельцы и солдаты легко взаимодействовали, т. к. были обучены и сражались в рамках одной и той же европейской тактической модели – «нидерландской хитрости» (голландской батальонной тактики). От стрельцов и солдат-мушкетеров одинаково требовались стойкость и умение вести четкий залповый огонь. На поле боя стрельцы и солдаты легко и естественно взаимодействовали благодаря идентичному комплексу вооружения и тактической подготовки. Например, в 1657 г. в Стремянной приказ Якова Соловцова, солдатский полк Николая Баумана и Выборный солдатский полк Я. Колюбакина были выданы фитильные голландские мушкеты и бандалеры из одной партии, «закупленной в 166-м (1657/58)… комиссариюсом И. Гебдоном в Голландии и доставленной в Москву через Архангельскую область»[333]. Причем, по данным А. Малова, такие закупки и практика снабжения русской пехоты единообразным вооружением носили постоянный характер[334].

Как указывалось выше, обучение стрельцов и солдат-мушкетеров велось в рамках одной тактической модели. Например, в 1657 г. количество пороха для ученых стрельб отпускалось из Пушкарского приказа одинаковое с нормами, принятыми для московских стрельцов: «По мере вооружения полка организуется обучение, в первую очередь, стрельбе из мушкетов. В рамках исполнения программы обучения 3 сентября Устюжская четь направляет память в Пушкарский приказ о выдаче в полк для обучения стрельбе «зелья ручного» (пороха) и фитиля на 1800 чел. «против стрелецкой дачи, почему в прошлом во 165-м годе в августе для ученья ж дано стрельцом»[335].