Московские стрельцы второй половины XVII – начала XVIII века. «Из самопалов стрелять ловки»

В. В. Голицын начал проводить унификацию русской пехоты. Стрельцы, и городовые, и московские, были, по сути, приравнены к солдатам «нового строя». Фактически разница между стрельцами и солдатами в 1680 г. существовала в нюансах их сословного положения и уровне обеспечения. Процесс слияния московских приказов и лучшей части солдатских полков шел уже давно. Ко времени реформы русская пехота представляла собой структуру из двух сегментов: 1) московские стрелецкие приказы и Выборные солдатские полки, 2) «генеральские» и стандартные солдатские полки «нового строя», сводные полки городовых стрельцов, драгунские полки. Первые отличались надежностью, выучкой и стойкостью, вторые были более многочисленны, но хуже обучены, не имели никаких сословных привилегий и обладали значительно более низкой мотивацией. Содержание такого количества различных по своему положению и обеспечению частей в конце XVII в. было тяжелым испытанием для государственного бюджета. Необходимо было убрать различия в статусе Выборных солдат и московских стрельцов, увеличить количество московских приказов за счет солдатских полков, создавая, таким образом, внесословные элитные части, развить практику аноблирования солдат в стрельцы и Выборные солдаты, превратить ее в общегосударственный официальный социальный «лифт», распространить часть стрелецких привилегий на солдат.

Русская пехота нуждалась в реформе. В конце XVII в. в европейских тактических моделях кавалерия постепенно утратила свою роль основной ударной силы на поле боя, и пальма первенства перешла к пехоте и артиллерии. Синтез московских стрельцов и солдат «нового строя» позволял русской пехоте идти в ногу со временем. Для усиления этого процесса была необходима соответствующая реформа, хотя рамки сословного общества России XVII в. существенно ограничивали возможность ее проведения. Вместо этого князь, стремившийся к лучшему, своими действиями нарушил ряд удачных практик, что не могло не вызвать негативную реакцию.

Так, московские стрельцы, в отличие от городовых стрельцов, не имели земельных наделов (за исключением огородов, лугов и пастбищ), и не были привязаны к сельскохозяйственному труду. Если стрельцы уездных городов кормились в основном с пашни, т. к. их жалованье было невелико и выплаты часто задерживались, то московские стрельцы существовали в большей степени на жалованье, чем на свои «промыслы», ремесла и торговлю. Наряду с социальной защитой, положением в обществе Московского государства XVII в. высокое жалованье и привилегии были одной из важных составляющих лояльности московских стрельцов, т. к. создавали высокую материальную заинтересованность в службе. Используя сочетание вышеупомянутых факторов, а именно особого социального положения московских стрельцов, тщательного подбора кадров для комплектования приказов (что положительно сказывалось на качестве личного состава), мер социального страхования, а также жалованья как главного источника благосостояния, администрация Алексея Михайловича могла рассчитывать на практически непоколебимую верность престолу почти двадцатитысячного корпуса элитной пехоты. Земельные наделы парализовали мобильность московских стрельцов, т. к. сделали обязательным участие всех мужчин, имевших отношение к стрелецкому сословию, в сельскохозяйственных работах. Крестьянский труд рассчитан на непрерывный годичный цикл и не предусматривал никаких пауз для тренировочных стрельб, учений и т. д., тем более не предполагал никаких отлучек молодых дееспособных мужчин и длительных боевых командировок. Стрельцы оказались вовлечены и в непростой круг аграрных проблем, связанных с наследованием и распределением земельных наделов. Кроме того, стрельцы теперь были должны платить со своей земли общегосударственный налог – «тягло», что было для привилегированного сословия не так тяжело финансово, сколько морально. И главное, получив землю, стрельцы становились практически независимы от царя. Если раньше все блага давал царь, то после реформы Голицына все блага стала давать земля. Все это уже негативно сказывалось на мобильности и боеспособности московского стрелецкого корпуса. Заставить стрельцов выполнять служебные обязанности стало значительно труднее, чем раньше.