Москва, 1941

«Война со многих сорвала маску. Вот сейчас выявилась вся та мразь, которая жила в Москве, стремясь к свету столичных огней. И как дешево теперь эти шкурники готовы ее продать. Писать не хочется. Как-то все неинтересно. Живу дома. На студии, живущие на “казарменном” положении занимаются эвакуацией и пьянствуют. Как назло именно в Москве многие операторы-то собрались беспомощные. Новый, неизвестный, никак не проявивший себя народ. Дать бы им по винтовке!» – негодовал вернувшийся с фронта Трояновский.

О хлебе и вине

В октябре ситуация с продуктами в Москве была относительно неплохой. По-прежнему работали кафе и рестораны, где можно было поесть без карточек, работали рынки. Тимофеев пишет в своем дневнике: «На базаре цены идут кверху: 50 р. стоит кг мяса, картофель – 5 р. кг, молоко продают только в обмен – за хлеб. И это еще при той благоприятной ситуации, что в магазинах многое продают по нормальным ценам, и есть карточки». Георгий Эфрон, который смог вернуться в Москву из эвакуации и даже прописаться, пока до получения карточек питается в кафе и ресторанах, пьет кофе в Клубе литераторов. Но такая жизнь слишком дорогая – приходится думать о получении карточек. И как раз на этот момент приходится «московская паника», в которой продовольственная составляющая сыграла немалую роль.

Согласно постановлению СНК СССР, Пронин должен был начать продажу продуктов рабочим и служащим эвакуируемых предприятий, а «также других предприятий и учреждений из г. Москвы» по списку. Неизвестно, дошло ли это постановление до Пронина – на постановлении отсутствует соответствующая отметка – есть только отметка о передаче его в НКВМФ.

Как утверждает в своих воспоминаниях сам Пронин, ему позвонил Анастас Микоян и заявил, что надо выдать каждому по два пуда муки. «Дело в том, что мельница в Москве была одна, к тому же часто останавливалась для ремонта (в нее уже две бомбы попали). И мы опасались: разбомбят мельницу и люди голодные будут». Получается, что распоряжение Микояном было отдано устно, без всяких ссылок на постановление СНК СССР, подписанное Сталиным. Надо сказать, что распоряжение было отдано не в лучший момент – выдача муки лишь усилила беспокойство – раз государство раздает продукты со складов, значит, ситуация действительно критическая.

В этой ситуации составить списки эвакуируемых, а также других категорий граждан, имеющих право на выкуп месячной нормы, было едва ли возможно. Часть продуктов можно было распределить через крупные предприятия, но большинство предприятий и учреждений охватить бы не удалось. Вероятно, поэтому, а возможно, и просто по незнанию Пронин начал продажу муки всем жителям Москвы.

Следствие, которое проводилось по этому поводу в 1942 году, установило, что «на основании указаний наркома торговли СССР т. Любимова от 15.X.1941 г. отпуск по пуду муки производился с 16 октября рабочим и служащим по талону № 26 октябрьской хлебной карточки». Талон отрезался, чтобы предотвратить повторное получение муки. Но в этом постановлении не указывалось, имеют ли право на получение семьи красноармейцев. Из-за сложившейся в городе ситуации торговля работала с перебоями, и, как потом выяснилось, указание о порядке выдаче муки было ею получено только 24–25 октября.