— Конечно, думал! Во всех подробностях я изложу его завет на бумаге. Когда ты подрастешь, то прочтешь мои записи и исполнишь волю отца. А сейчас я вот что скажу. Древних людей не покидало убеждение, что не только Аароновы камни, но и другие умеют исцелять человека. Они пытались использовать это для защиты от болезней и для укрепления здоровья. Понимаешь, о чем я говорю?
— Кажется, понимаю, — неуверенно сказал Емельян. — Вы говорите о тайнах минералов, о том, что про них есть много легенд.
— Не только об этом. Я говорю о том, дорогой внук, что минералами можно лечиться. Это мощное и, правильно ты сказал, таинственное лечебное средство. А значит, что? Значит, в нашей аптеке надо открыть отдел, где продавать минералы, соли. Ты знаешь, что есть целебные соли?
— Ну, знаю про галит...
— Соль, мой мальчик, — это дешевое средство, которое можно использовать в лечении заболеваний. Возьми морскую воду. Она содержит большое количество минералов и солей, целебных для суставов. А потом... возможно ты сумеешь расширить этот отдел настолько, что выделишь из него ювелирный отдел... Теперь понял, какую работу тебе завещал отец?
— Понял, дедушка! — обрадовался Емельян. — Как он мог знать... Ну и отец!
— Просто он по крови передал тебе свои пожелания. Он ведь тоже камнями увлекался. Вот почему и тебя к ним потянуло...
— Папа... — Емельян наклонил голову. — Вот бы хоть раз взглянуть на него...
— Он был очень умным и красивым. Ну, беги. Мне отдохнуть надо.
С каждым днем старик слабел. В один из дней он перестал выходить в сад и дышал его запахами только с балкона. Потом и по комнатам ходить ему стало трудно...
Раман не грустил. Зубову, который практически не отходил от него, он говорил, что хочет соединиться с женой, а потом они вдвоем пойдут по лучшему миру и найдут Гордея и Глеба...
Он много читал, просил то одну книгу достать ему с полок, то другую, что-то из них выписывал. Похоже было, что он не только составляет для Емельяна записку о его отце и о наказе отца развить в аптеке отдел минералов, а потом выделить из него ювелирный отдел, а и свои воспоминания.
— Давно надо было это сделать, — сказал он, когда Василий Григорьевич спросил об этом. — Да все казалось, что еще успею. А теперь поспешаю... Хоть бы даты все вспомнить...
— Может, давайте я буду писать, а вы только диктуйте?
— Нет, мой друг, я напишу все собственной рукой — тогда эти записки обретут особенно убедительную достоверность.
Все же Бог смилостивился над Раманом и дал ему возможность завершить свой труд. Как-то вечером старик отложил перо и сказал, что вкратце написал для потомков отчет о прожитой жизни.
Затем он спокойно уснул. В какой-то момент тот ночной сон перешел в беспамятство, а через двое суток Рамана не стало. Он не дожил до своих 80-ти лет всего полгода.
Отъезд Зубова
Емельяну исполнилось 10 лет, когда по Раману еще не истекло 40-ка дней. Как Зубов мог бросить своего воспитанника в это печальное время, в этом подавленном состоянии? Конечно, он об отъезде пока что не заговаривал. А поскольку разговор об отъезде в свое время у него состоялся только с Раманом, то из остальных членов семьи об этом вообще никто не знал и не ведал, как ошибочно думал Зубов. Но нет, об этом знал и именинник.
Несмотря на траур, они тихо отметили первую круглую дату в жизни Емельяна в своем маленьком кругу.
— Это возраст зрелого отрочества, — торжественно сказал Емельяну Василий Григорьевич. — Через четыре года ты станешь юношей, и на тебя перейдут многие серьезные дела.
— А вы не оставите меня до той поры? — выпалил Емельян, и видно было, что его беспокоит этот вопрос. — А то дедушка говорил... — он оглянулся на свою бабушку.
— Я тоже прошу вас не покидать нас в эти четыре года, — произнесла немолодая уже вдова Гордея, на которой все держалось: и дом, и дело. — Сколь бы мой отец ни укрепил Емельяна сближением с уважаемым Мароном, моим двоюродным братом, но мне вы ближе. Нас с Емельяном осталось только двое, вы третий. Так не бросайте же меня.
— Да, я понимаю, в какой ситуации мы находимся, — поспешил ответить Василий Григорьевич, — и постараюсь быть рядом с вами. Дал бы мне только Бог здоровья.
Снова потянулись дни, наполненные заботами. Проходили месяцы. Истекали годы.
Все это время Зубов не переставая думал о своем отъезде. Он беспокоился, узнавал, как и с кем это можно сделать, прислушивался к своему самочувствию. Как он перенесет поездку? Ведь он давно уже не путешествовал и не знал возможностей своего постаревшего организма. Естественно, он слабел и ощущал это, но все же пока что не жаловаться на здоровье.
И как по заказу за день до 14-летия Емельяна дверь их аптеки, как когда-то давным-давно, с шумом открылась и раздался громкий голос, по-русски бодрый и разудалый:
— Нас тут ждут или нас тут забывают?!
Зубов, сидящий теперь на месте Гордея и просматривающий документы по тем закупкам, которые производили их агенты в Индии и Китае, в Палестине и Сирии, поднял голову и сразу же откинулся на спинку кресла — перед ним собственной персоной стоял Яков Петрович Моссаль.