Москва – Багдад

К сожалению, Иван Фотиевич рано ушел из жизни. Как рассказывала его вдова Клёпа (Клеопатра) Соломоновна, он был металлургом и погиб на заводе в результате несчастного случая. На старости лет Клёпа Соломоновна жила в коммунальной квартире на втором этаже роскошного дома довоенного образца, где занимала одну большую комнату. То ли она там всегда жила, то ли получила такое жилье в возмещение ущерба по потере кормильца, неизвестно.

Автор этих строк с бабушкой Александрой Сергеевной бывала в гостях у Клёпы Соломоновны едва ли не чаще, чем у Екатерины Фотиевны. Из всего виденного там больше всего запомнился круглый стол посреди комнаты, большая одностворчатая дверь, множество мебели и то, что вся мебель была забрана в чехлы из выбеленного льна. На видных частях чехлов красовались вышивки цветной глади, изумительно искусные по исполнению.

Кажется, детей у вдовы не было, и она находилась под опекой Екатерины Фотиевны, золовки.

Старшая из детей Мейнов, Груня, была девушкой не только хваткой, способной к ремеслам и рукоделиям, но и очень красивой. Невысокого роста, ладная, стройная, с красиво очерченной русоволосой головкой, горделиво отброшенной назад, с привлекательными чертами лица, она нравилась многим женихам, но ни одного из них не считала достойным стать ее мужем. Скорее всего, ее самооценка была завышенной или не соответствовала возможностям окружающего общества. Но этого не понимала или не желала понимать не только она, но и Мария Рудольфовна, чем сослужила дочери плохую службу.

Став самостоятельной, Агриппина Фотиевна превратилась в хорошую портниху и держала в Славгороде большую швейную мастерскую. Работала в основном по договорам с крупными заказчиками, коими были местные землевладельцы, в частности Миргородские. О них нам много известно из рассказов ее дочери. Лишь когда подросла Александра Сергеевна и стала помогать матери, тогда мастерская начала принимать заказы от частных лиц.

Замужество

Мария Рудольфовна забила тревогу в отношении Агриппины, когда младшие дети уже были устроены, имели свои семьи и жили вполне независимо от родителей. Перебирая возможными женихами и многим отказывая, однажды она заметила, что количество претендентов на руку Агриппины резко уменьшилось, а потом их совсем не стало. И она поняла, что передержала дочку в девках, без пользы истратила время ее наивысшего расцвета. Теперь придется, думала она, не то что соглашаться на первого попавшегося жениха, а даже самим подыскивать его. Но, слава Богу, до этого не дошло.

Глава семейства, конечно, тоже знал ситуацию со старшей дочерью. Однако сколь бы ни был расстроен открывшимся фактом Фотий Юрьевич, он не мог подсобить Агриппине с замужеством, поскольку использовал свои возможности на младших детей. Поэтому Мейны ждали дальше...

И вот в их поле зрения попал Сергей Кириллович Феленко, молодой красавец и балагур, компанейский человек, остряк и насмешник. Был он не из бедных, владел землей и хорошей конюшней, где с переменным успехом — из-за вялой прилежности — пытался заниматься коневодством. Вроде бы даже к нему издалека приезжали покупатели за легкоупряжными рысаками для двуместных повозок, очень востребованных в степных районах. Это была правда, вовсе не раздутая до состояния легенды.

Знакомство молодых людей ни в коем случае не было специально подстроенным. Оно произошло случайно. Сергей Кириллович увидел Агриппину у знакомых и тотчас начал ухлестывать за ней. Привередливой невесте, с недавних пор, правда, усмирившей свой нрав, претендент тоже понравился. Другое дело, что раньше она могла бы подумать, что он не принц из девичьих фантазий, потому что не финансовый магнат, но теперь розовые очки спали с ее глаз и она увидела человека, с которым ей легко было общаться. Короче, когда Сергей Кириллович попросил ее руки, она дала согласие.

Сергей Кириллович Феленко и по возрасту ей подходил, и, в общем-то, по развитию, так как они были людьми близких сословий, одной веры, их также роднило время рождения (он появился на свет в 1860 году, на два года раньше Груни) и место рождения (хутор Дьяково был почти рядом с александровскими рабочими хуторами). По умонастроениям он был человеком тех же взглядов и идеалов, что и она.

Когда-то по отмене Запорожской Сечи одному из его предков, дослужившемуся до сотенного, как и многим другим казакам, благоразумно не последовавшим за воинской долей на Кубань или в поисках счастья за Дунай, после долгих хлопот дали хороший земельный надел в Дьяково. Это было совсем недалеко от хутора Терсянка — его родных мест. В Дьяково отставной заслуженный казак и поселился, и завел семью, и стал жить-поживать. Он любил землю, с удовольствием выращивал хлеб и разводил скот. В его планы не помещалось все, о чем он мечтал — таким душевным размахом он обладал. Был в тех планах и конный завод...