«Дорогой Антон Павлович! Мне нескоро удастся урваться к вам, и об этом я страшно горюю. Душевный поклон всем бабкинским жителям. Скажите им, что я не дождусь минуты увидеть опять это поэтичное Бабкино; об нем все мои мечты. Пишите мне по следующему адресу: Пречистенка, дом Лихачева, меблированные комнаты, № 14». За первым письмом Левитана Чехову последовало другое: «Лежу в постели пятый день... Пишите мне...» Чехов не мог не откликнуться. Он бывает в этих левитановских «меблирашках», как и в «Восточных номерах» (Садовая-Спасская, 12), где Левитан жил вместе с его братом Николаем, как и на их общей квартире напротив Консерватории (Б. Никитская, 14). Помимо учеников, он был в самых добрых отношениях и с их учителем В.Д. Поленовым, чьи вечера собирали столько чеховских друзей-художников. Сначала с 1862 до 1887 г. они проходили на Божедомке (Самарский пер., 22—24), с 1889 г. на Кривоколенном переулке, 11.
Талант признательности — за каждое доброе слово, за каждое проявление дружбы и доброжелательности — им Чехов обладал в удивительной мере. Ему дорог появляющийся в его доме А.Н. Плещеев, автор революционных стихов сороковых годов, проведший много лет в ссылке по делу кружка петрашевцев, в который входил вместе с Достоевским. И он с сердечной симпатией относится к Я.П. Полонскому, которому обязан высшей русской литературной наградой — Пушкинской премией 1887 г. за сборник рассказов «В сумерки». «О доме в Кудрине я вспоминаю с особенным чувством, и эти воспоминания не бледнеют от времени», — признается Чехов. Тем не менее 21 апреля 1890 г. — последний день, который он проведет в полюбившемся гнезде. Им задумано путешествие на Сахалин. Родные и Левитан проводят его на Ярославском вокзале.
Не было ни официального поручения, ни командировки — ничего, кроме собственного желания увидеть места каторги и ссылки. Корреспондентский билет от «Нового времени», устроенный А.С. Сувориным, представлял единственный документ для дальнего и небезопасного путешествия. В одном из писем по окончании поездки Чехов коротко скажет обо всем пережитом: «Я проехал на лошадях всю Сибирь, плыл 11 дней по Амуру, плавал по Татарскому проливу, видел китов, прожил на Сахалине 3 месяца и 3 дня, сделал перепись всему сахалинскому населению, чего ради исходил все тюрьмы, дома и избы... затем на обратном пути, минуя холерную Японию, я заезжал в Гон-Конг, Сингапур, Коломбо на Цейлоне, Порт-Саид и проч. и проч.»
Возвращаться приходилось на новую квартиру. Родные даже недолгие месяцы его отсутствия не хотели платить за ставший слишком большим для них одних дом. Особнячок в конце Малой Дмитровки (29) обходился много дешевле.
Он сдержанно отнесется к перемене: «Живу я теперь на Малой Дмитровке; улица хорошая, дом особнячок, два этажа. Пока не скучно, но скука уже заглядывает ко мне в окно и грозит пальцем». И это при том, что пишет Чехов на редкость много. Дом Фирганга — по имени владельца — связан с появлением «Гусева», «Дуэли», «Попрыгуньи». Он снова втягивается в поток московской жизни. Расположенная через несколько домов мастерская Константина Коровина, в которой в это время работает над своим «Демоном» Врубель (М. Дмитровка, 15). Встречи с М.Н. Ермоловой (Тверской бульвар, 11). Приезды В.Г. Короленко. Множество посетителей, мешающих работе. И в октябре 1891 г. признание: «Я приказал никого не принимать и сижу в своей комнате, как бугай в камышах — никого не вижу и меня никто не видит. Этак лучше, а то публика и звонки оборвет и кабинет мой превратит в курильню и говорильню. Скучно так жить...». Единственный выход — оставить Москву. Может быть, отправившись в Петербург или Нижний Новгород, может быть, — и это впервые появляющаяся мысль — перебравшись в провинцию.
Дело не только в условиях для литературной работы — Чехов после впечатлений сахалинской поездки ищет поля для общественной деятельности. «Ах, подруженьки, как скучно! — пишет он в том же октябре. — Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке, с мангусом. Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырех стенах без природы, без людей, без отечества, без здоровья и аппетита — это не жизнь...»
Решение приходит неожиданно и осуществляется стремительно: Мелихово. Небольшое поместье вблизи станции Лопасня, между Подольском и Серпуховым. Крепкий, «с затеями», дом. Сад. Маленький пруд. Из инвентаря в исправности, по отзыву Чехова, один рояль. И невыгодные условия покупки. Правда, всего за треть цены наличными, но с переводом на нового владельца банковского долга — обстоятельства, резко усложнившие для Чехова жизнь.
Работа. Снова работа. Не та, свободная, о которой так мечталось, но по-прежнему связанная с финансовыми расчетами.