Москва винтажная. Путеводитель по московским барахолкам

Рустам признался, что, разглядывая тёмные изображения адописных икон поверх намотанных тряпок, он испытал странное чувство обострённой фобии, граничащей с психозом. Смятение и замешательство не ушли, даже когда они покинули квартиру и отъехали на приличное расстояние. Рустам так и не решился поделиться впечатлением с Максимом, хотя, как ему казалось, в глазах эксперта по иконам он читал похожие эмоции.

«Я рад, что предмет моего интереса всё-таки живопись, а не религиозная атрибутика. Вся это чертовщинка мне не по нутру, хотя ни в бога, ни в дьявола я не верую. Я скорее идолопоклонник. Идолы – не всегда поклонение чему-то ложному или неистинному. Да, идол – это рукотворный бог, который физически делается человеческими руками, но этими же руками художники пишут свои картины. Боттичелли, Микеланджело, да Винчи, Рафаэль – художники эпохи Возрождения – творили человеческих идолов на своих холстах, и теперь им поклоняется весь мир. Разве кто-то говорит, что любоваться и боготворить искусство это плохо? Вовсе нет!»

Рустам окончил Строгановку, но дальнейшая его карьера сложилась так, что последние 12 лет искусство в жизни уступало место торговле. Элитные лофт-пространства Москвы стали элитными на пике популярности, то есть последние три-четыре года. До этого городское жильё на верхних этажах зданий бывших фабрик и промышленных объектов считалось чудачеством самых респектабельных клиентов, готовых ввалить уйму денег за шестиметровые потолки, кирпичные стены и большие окна. За такими богатыми чудаками Рустам гонялся по всей Москве и области. В США лофты строятся с 40-х годов прошлого века и сейчас не воспринимаются как что-то из ряда вон выходящее. Американский опыт показал, что главными покупателями подобных жилых кластеров являются преимущественно одинокие люди, холостяки и неординарные личности. Бедросян решил не изобретать велосипед и сразу обратиться к целевой аудитории. Он запустил несколько таргетинг-реклам на ТВ, глянце и билбордах, продумал качественный контент на лендинге, и продажи стремительно пошли в гору.

Дела складывались действительно прекрасно, но однажды Рустам понял, что планктонный график убивает в нём всякий потенциал. Чем больше он смотрел на продаваемый товар – чердачные пространства, задуманные архитектором как место для свободы духа, тем больше ему хотелось быть не продавцом, а покупателем такой недвижимости. Так родилась идея вернуться к рисованию. Вот здесь и пригодились навыки торговли. Рустаму удалось прекрасно совместить в себе функции свободного художника и эффективного продажника. Несмотря на то что художники – люди творческие, к монетизации своего творчества они подходят прагматично, а во многом и цинично.

«Продать картину здесь, скажем, за пять тысяч легко. У каждого третьего посетителя Вернисажа эта купюра имеется в кармане. Всё-таки это не затрапезное местечко близ Козюльска с достатком ниже среднего. Это Москва, люди сюда затем и едут, чтобы лихо крутануть наличность. Когда говоришь об искусстве, что первое приходит на ум? Верно, живопись. Потому картины были и остаются самым ходовым арт-товаром».