Костя выхватил у Абросимова мешок и передал его в темноту, в надежные руки младшего лейтенанта.
Склад охранялся хорошо, но они действовали по плану. Перфильев одну за другой бросил три гранаты. Яркие вспышки, мечущиеся лучи прожекторов, грохот разрывов и омерзительный свист осколков не помешали Косте считать и видеть. Один, два, три – всего пять выстрелов и каждый попал в цель. Пятеро врагов пали. Потом он считал пустые секунды. Вот едва слышно щелкнул затвор – Вовка перезарядил винтовку. Вот едва уловимое движение, быстрое, по-звериному стремительное – Вовка поменял позицию. А вокруг Кости метались враги, сам он крутился волчком, нанося удары. И все не впустую. Враги словно нарочно напарывались на его лопатку – кто горло подставит, кто животом навалится, а кто подвернется под нож. Но вышла все же незадача. Очередной противник оказался шибко ловок, никак не хотел умирать, сумел выбить из костиной руки нож, а остро отточенное лезвие лопаты плашмя застряло у него между ребер…
– Уходим! – услышал Костя команду Перфильева.
Уходили, как уславливались, каждый сам по себе. Костя поднял с земли «беретту». Магазин автомата оказался почти полным. Костя поставил переключатель в положение одиночных выстрелов. Он вышел из схватки не получив ни одного удара, но все же ему было не по себе. План Перфильева изначально не нравился ему. Товарищ младший лейтенант слишком много взял на себя и тем самым вынес себе смертный приговор. Что случится с Перфильевым, если в силу рокового стечения обстоятельств, он не сможет взвести взрыватель? Вдруг да и замешкается? Кто его прикроет? Не Пимен же… Согласно плану и Костя, и Спиря, устроив грандиозный кипеж, должны были покинуть место действия. Для Пимена же Перфильев отвел роль прикрывающего. Эх, не ошибся ли товарищ младший лейтенант?
Костя обернулся. За его спиной в ночное небо поднялся гриб. Он рос и ширился, расцвеченный всеми оттенками красного. Костя лег на спину и смотрел, как в клубах адского пламени летали, вращаясь части пушечных лафетов, окованные железом короба для боеприпасов, автомобильные покрышки и прочий комендантский хлам.
Радом с ним что-то едва заметно шевельнулось. Спиря! Нет, все же Вовка настоящий пацан – шустрый, ловкий, жестокий, хотя и болтливый, и прожорливый. Но не жадный, нет, не жадный. С таким на любое дело можно идти, бестрепетно спину подставить можно – и сам не пропадет, и товарища не предаст.
– Эй, Спиря, – позвал Костя, когда огненный гриб начал темнеть и оседать. – Ты Перфильева видел?
– Не-а. Я ж бег за тобой, как условились. Так-то оно. Там Пимен…
– Я тута… – послышалось из темноты.
Костя вздрогнул, приподнялся, присмотрелся. И точно – Пимен! Черен, словно чертушка. Белые буркалы на испачканном сажей лице так и высверкивают.
– Где лейтенант?
– Чегой?
– Где товарищ младший лейтенант? – Костя придвинулся к Пимену, схватил его за ворот гимнастерки.
Костя уже вытащил из-за голенища нож, уже занес его для удара. Наверное, Пимен приметил блеск лезвия, потому что вдруг затрясся и принялся истово креститься.
– Эй, Костян! Хорош, ладно! – Спиря навалился на Костю всей тяжестью своего немалого тела. – Надо двигать до своих…
– А как же командир?
– Условились выходить каждый сам по себе. А может, он кружным путем подался? Так-то оно.
В этот момент небо озарилось новой вспышкой, и в воздух поднялся еще один огненный гриб.
– Упокой Господи душу товарища младшего лейтенанта, – пробормотал Пимен. – Отважный был человек. Отважный и красивый.
– Заткнись, не то прирежу, – прошипел Костя.
И Пимен заткнулся.
Мучение длилось не более суток. Они ждали, наблюдая заполошную суету в стане врага. Тела их млели от жара, их разум томился от бездействия, их души веселило счастливое злорадство. Их ночная вылазка нанесла противнику чувствительный урон. Топливные цистерны догорели уже к утру, зато разметанные ночными взрывами снаряды и мины продолжали взрываться и после полудня. Ощутимо пострадала мотопехота. Сердце Кости дрогнуло и болезненно сжалось, когда он рассматривал в полевой бинокль Сан Саныча искореженное, обгорелое железо.
– Ну что? – волновался старшина Лаптев. – Видишь ли красавца нашего, видишь ли Перфильева?
– Нет… – отвечал Костя. – Эх, жалко-то!
– Кого?
– Я о таком моторе и мечтать не мог! Бээмвэ, семьсот пятьдесят кубиков, двадцать две лошадиные силы! И там их не менее десятка. И все сгорели. Все!
– А Перфильев? – не унимался старшина. – Товарищ младший лейтенант-то?
– Почил наш командир, – голос Пимена Абросимова звучал так глухо, словно тот говорил через подушку. – Сгорел, да не упокоился…
Костя не видел, как вздрогнули и переглянулись Сан Саныч и Лаптев, как досадливо поморщился старлей, как брезгливо сплюнул старшина.
– А вот теперь я и танки вижу… – внезапно сказал Костя и умолк надолго.
– Ну что? Давай-ка, парень, сюда бинокль! – на этот раз Сан Саныч заволновался не на шутку.
– Я считаю… – рассеянно ответил Костя. – Вижу двадцать…
Но Сан Саныч уже отобрал у него бинокль. Он долго морщил тонкий нос, рассматривая вражеские позиции, пока не отнял бинокль от глаз.