Мосты в бессмертие

Фекет лихо водил «кюбельваген» по заснеженным колеям и проселкам Горькой Воды. Автомобиль скреб днищем твердый накат, подпрыгивал, норовя выскочить в рыхлый снег на обочине, но сильные руки Фекета снова направляли его на проторенную, укатанную и натоптанную колею. Под гору неслись на четвертой передаче. Вот и забор, увитый поверху петлями колючей проволоки, железные ворота с крашенным в коричневый цвет прямоугольником калитки. Фекет выключил передачу и нажал на педаль газа. Двигатель взревел. Калитка приоткрылась, в образовавшуюся щель на миг высунулась голова часового в круглой каске. Фекет поставил автомобиль носом к воротам, ожидая, пока те откроются. Их торжественный въезд на больничный двор сопровождался отрывистым, низким лаем Федора.

Отто привык к этому месту. Вот зарешеченные окна лаборатории. Вот беленая стена больничного корпуса, его деревянное крылечко, балясины, резной козырек, оббитая дерматином дверь. Рядом с крыльцом, вдоль стены длинная скамья. На ней плечом к плечу сидят двое: мужчина и женщина. Мужчина – его пациент, лабораторный материал. Завидев его, Отто испытал странную радость. Наверное, такую радость испытывает одаренный ваятель, завершив свою первую статую. Парень все еще жив, а значит, его эксперимент хоть отчасти, но удался. Впрочем, нечаянная радость мгновенно улетучилась, ведь второй из выживших пациентов, белобрысый, могучий детина, так и не встает. Оба молоды, без органических изменений в организме, но как по-разному реагируют на его препарат! Рядам с парнем женщина в валяных сапогах и длинном, драповом пальто, стройная, высокая и самоотверженная. Из-под белого убора сестры милосердия змеится толстая коса. Русская женщина Глафьирья – фея из прошлой жизни, более осмысленной и счастливой, озаренной надеждами.

– Завьялинька, бальясинька… – пробормотал Отто, покидая «кюбельваген».

Запахивая шинель, он быстро зашагал к крылечку. Отто отчаянно захотелось поближе посмотреть на солдата, заговорить с ним на родном ему, на русском языке. Собственными глазами еще раз убедиться в отсутствии малейших признаков треклятого цирроза печени.

Тело солдата покрывала полосатая, провонявшая карболкой пижама. На плечи его была накинута шинель явно с чужого плеча, слишком короткая и широкая для него. Полы шинели побурели и стояли колом от запекшейся крови. Ноги его были обуты в кирзовые ботинки на босу ногу, без шнурков со стоптанными задниками. Солдат сидел на скамейке в неудобной позе, немного откинув голову назад, прислонив затылок к выбеленной стене. Ладони его покоились на коленях. Длинные пальцы подрагивали, когда женщина подносила к его губам ложку с варевом. Простую оловянную миску она держала на коленях. От миски кверху поднимался ароматный парок. Парень шумно вдыхал его и улыбался. Его темные волосы с первыми искрами седины, резкие брови, крупные рот и нос казались бледнее белой стены. Женщина дула на ложку, подносила ее к приоткрытым губам парня и резким, точным движением отправляла пищу ему в рот. Кадык парня приходил в движение, он глотал, медленно облизывал губы и снова размыкал их.

Отто остановился возле них, обдумывая начало фразы. Гаша подняла на него глаза. Она, как обычно, немного смутилась, щеки ее слегка порозовели. Она поставила миску рядом с собой на скамью, приподнялась, произнесла свою обычную фразу:

– Guten Tag! Das Wetter ist heute besser als gestern![63]

– Дела хороши, фройляйн? – Отто приветливо улыбнулся. – Ваш воспитанник… подопекун… друг… здоровеет vor[64].

– О, господин Отто! Вы делаете большие успехи!

Не снимая с руки перчатки, он потрепал Гашу по щеке.

– Ich bin wirklich leid, dass unser Treffen beendet. Jetzt, nach dem Besuch, dachte ich plötzlich: wenn wir nicht die russische Sprachkurse nicht erneuern?[65] Как скажете?

– Как вам будет угодно! – ответила она, но щеки ее почему-то побледнели.

Странно! В прежние времена, осенью, она вспыхивала как заря, стоило только ему обратиться к ней прилюдно.

– Итак, вечером, как обычно, сегодня, как стемнеет, урок, чисто… часто…

– …Чистописания, – подсказал солдат и добавил, переведя дух: – Мы читали, мы писали, наши пальчики устали, но сейчас мы отдохнем и тогда вас всех убьем…

– Es ist nur reimt! Einfache kindlichen Reime! Ich verstehe nicht, was es ist… er sprach…[66] – она заметно волновалась и сделалась еще бледнее.

– Гаченка, Глафьирья… – Отто старался говорить как можно ласковей. – Волнование не стоит! Не о чем! Вечер – занятия. Снова, как раньше! Жду!

Отто наклонился к солдату. Тот по-прежнему сидел прямо, уперев затылок в больничную стену и не снимая рук с коленей. Глаза солдата были полуприкрыты. Отто одной рукой взял его за подбородок, а другой оттянул книзу сначала левое нижнее веко, потом правое.

– Поширее… – проговорил Отто.

Парень улыбнулся, показывая ровные белые зубы.

– Она раздвинет широко. Тебе будет удобно и приятно…

– Keine Spur von Gelb. Es scheint, dass er gesund ist. Das ist einfach Unsinn…[67] Что он иметь в виду, фройляйн?