Моцарт. К социологии одного гения

Итак, здесь это говорится недвусмысленно: сначала малыш проявлял необычное погружение во все, что захватывало его воображение, чувствительность к стимулам, которая не ограничивалась музыкой.

Примерно с трехлетнего возраста Моцарт стал все больше специализироваться на исполнении, а вскоре и на сочинении музыкальных произведений. Ряд наблюдений подсказывает, что такая ранняя концентрация сил может быть чрезвычайно важна для процессов сублимации, для формирования специализированных областей совести и знания, которые работают вместе с потоками влечений и фантазии, а не против них. Эта проявляющаяся в раннем возрасте и продолжающаяся годами концентрация чаще встречается в более простых обществах и, как правило, в кругах ремесленников, нежели в сложных индустриальных обществах; ее функция для формирования личности, для совершенствования и роста постепенно развивающегося таланта пока еще изучена мало. Это одна из причин, по которой стоит обращать внимание на биографии людей, получивших уже в раннем детстве такое одностороннее ремесленно-художественное воспитание и оказавшихся, когда они выросли, необычайно одаренными и изобретательными.

В случае с Моцартом, кроме того, в распоряжении исследователя имеется очень богатая, хотя, конечно, неполная источниковая база по изучаемой эпохе. Она дает весьма яркое впечатление о неразрывной взаимосвязи между художественной специализацией Моцарта, начавшейся с раннего детства, и его человеческим развитием в более общем смысле.

Сначала безотчетно, а затем все более осознанно, Моцарт-отец направлял побуждения ребенка, а вместе с ними и значительную часть его фантазий по одному пути — на занятия музыкой. Проводимое им интенсивное обучение сына включало в себя и многое другое. Но музыка, обучение виртуозному исполнительскому мастерству, была в центре этой учебы; напряженная профессиональная деятельность музыканта, которой Моцарт был вынужден заниматься в детстве и позже, двигала его развитие в том же направлении. И, несомненно, музыкальную специализацию усугубляло следующее: несмотря на то, что тяжкий труд лишал юного Моцарта части удовольствия от занятий, она все же приносила ему большое удовольствие, то есть делала его жизнь осмысленной.

В детстве Моцарт не мог быть нечувствительным к выражениям благосклонности публики, к приязни, дружбе и приветливости людей, с которыми он встречался во время концертных турне. Императрица Мария Терезия, как уже отмечалось, прислала ему и его сестре элегантные, сверкающие придворные платья, которые ранее принадлежали юным членам ее семьи. Семилетний Вольфганг обедал за одним столом с королем и королевой Франции. Король Англии, после концерта проявивший общительность и заведший с юным виртуозом разговор, на следующий день случайно встретил семью Моцарт на улице: они гуляли по Лондону; король проехал мимо них в карете, наклонился и на глазах у всех помахал маленькому мальчику. Папа римский пожаловал его орденом, награждение которым сопровождалось возведением в рыцарское достоинство; таким образом, он оказал ему еще в детстве честь, которой великий Глюк удостоился только в зрелом возрасте (кстати, Моцарт почти никогда не пользовался этим титулом). Люди толпились вокруг него. В его честь слагали стихи. Вот один из них:

Маленькому шестилетнему пианисту из Зальцбурга.

Вена, 25 декабря 1762 года. <…>

О, дивное дитя, чье мастерство все ныне хвалят,
Кого хоть самым маленьким, но величайшим называют,
Тебе искусство покорилось без трудов —
Ты стать уж величайшим мастером готов;
Молю, пусть тело выдержит всю мощь твоей души!
Как любечанин тот, в могилу не спеши[53]

.

Это был не единственный в то время голос, выражавший обеспокоенность тем, что вундеркинд ведет опасную жизнь. Было известно, что другие вундеркинды быстро и ярко вспыхивали, как фейерверк, и столь же быстро гасли. В случае с Моцартом также возник вопрос о том, не является ли он тепличным растением. Подозрение, что такого ребенка вырастили слишком быстро и что его талант не сохранится, напрашивалось — и было не лишено оснований. В течение первых 20 лет жизни Моцарт подчинялся стимулирующему, но чрезвычайно строгому режиму, установленному отцом. Удивляться стоит, пожалуй, не столько тому, что эти высокоспециализированные годы ученичества позволили ему добиться необычайных профессиональных достижений, сколько тому, что в результате он не понес большего ущерба для своего общего развития как человека.