Мотылек

Страшно перепугавшись, Лекси соскочила и побежала за медсестрой, но я, откашливаясь, остановила ее. Придя в себя, я засмеялась, стараясь контролировать боль и жжение в теле. Вдобавок ко всему, губы растрескались, угостив меня соленым соком собственных сосудов.

— Какой изобретательный способ убийства, Лекси! Поверь мне, после МАК-10 меня уже не так просто убить.

Бледная, как смерть, подруга рассыпалась в извинениях, не убирая руку от сердца.

— Ты меня даже не обнимешь?

Расплакавшись, она кинулась меня обнимать. Моя милая Алекса. Как же хорошо в такой момент видеть подругу. Как же хорошо знать, что она в порядке. Не сразу я обратила внимание, что одна рука у нее загипсована.

— Что это?

— Последовала совету одной взбалмашной особы. Выпрыгнула из Land Cruiserа прямо на ходу. Сломанная рука — небольшая расплата за свободу и жизнь. Скоро снимут эту красоту и буду как новенькая.

Она закрыла окно. С улицы повеяло ночной прохладой. Сколько же я проспала. Звезды заглядывали в палату, соревнуясь с луной в яркости. Совсем незнакомое небо, другие звезды… не как в России. Настенные часы показывали пол третьего ночи.

— Почему ты не спишь, почему здесь?

— Потому что узнала, что ты пришла в себя. И сразу же приехала. Я места себе не находила.

На ее ресницах задрожали слезы. Она как будто не верила, что я здесь, рядом с ней.

— Что, почему? Лекси, Вик мне совершенно ничего не рассказал. Что случилось? Как мы оказались здесь и где это «здесь».

— Он будет злиться, если я расскажу, — Алекса не хотела делиться со мной информацией и подошла к окну, чтобы не смотреть мне в глаза. Все избегали встречаться со мной взглядом, словно скрывали от меня какую-то страшную тайну. Словно стыдились чего-то или боялись моей реакции. Но ведь я же не умираю. Наверное…

— Почему Виктор будет злиться… — Алекса помотала головой. — Не Виктор? Твой будущий…

— Твой, Эми… не мой, — она повернулась ко мне в пол оборота. Кристальные капельки слез рассыпались по ее щекам. Сердце защемило от боли. Я не хотела ранить ее. Никогда. Она же мне как родная сестра, которой у меня никогда не было.

— Лекси…

— Нет, это не твоя вина, — она села на кресло рядом со мной и говорила тепло и искренне. — Это ты меня прости. Я вела себя как полная идиотка!

— Перестань…

Алекса, несомненно, прекрасная подруга. Но просить ее скрывать что-то от меня — совершенно напрасная трата времени, сил, денег и чем бы там еще ни пытались ее уговорить. Лишь завидев меня, разверзаются ее потоки красноречия. Вот и сейчас, как на духу она выложила мне все, что, по ее словам и словам Виктора, было велено держать от меня за семью печатями молчания.

— Не прошло и трех часов с того момента, как тебя подстрелили… Частная клиника в Германии и лучшие доктора страны уже были подняты посреди ночи и во всей готовности ждали в операционной. Российская медицина оказалась бессильной. Ты бы его видела, Эми. Он был словно Бог. В таком состоянии он мог звезду с неба достать. Мы летели на частном самолете, втроем. Я, Жан Франциск и ты. И бригада врачей, разумеется. У остальных не было визы, но Жан Франциск поднял все свои связи. На следующее утро Вик и твои родители уже имели штампы в паспортах и первым же рейсом прилетели сюда. Операция длилась 13 часов… — слезы вновь затуманили ее взор, и она промокнула веки замусоленным хлопковым платочком, который я некогда подарила ей. Этот платок я увидела на одной дизайнерской барахолке. Хлопковый кусочек белой ткани, на котором вышит смайлик и подпись «утри сопли, все будет зашибись!». Ей никогда не нравился этот платок, но сегодня она с ним. Как близость потери может изменить отношение людей к вещам, некогда ими нелюбимым… Сколько же слез пролила из-за меня моя лучшая подруга… Шмыгнув носом, она продолжила.

— У тебя трижды сердце останавливалось! — она закрыла рот рукой и, чтобы не разрыдаться, вновь отошла к окну. Вот тебе на… три остановки сердца, а они боролись за мою жизнь. — Он не выдержал. Так кричал на своих охранников. Ударил Стефана, уволил его, распустил остальных секьюрити, сел в машину и унесся с такой скоростью, что я боялась, разобьется… Только тогда, когда операция закончилась, он появился. Врачи сказали, что состояние критическое и следующие 72 часа решат твою судьбу. В палату никого не пускали, но он устроил такой скандал, что ему дали полную свободу действий. Три дня он сидел рядом с тобой, держа за руку… Ты бы видела его. На нем не было лица. Никогда не видела никого в таком горе. Даже твои родители держались молодцом, хотя мама постоянно ревела. А он… не пил. Не ел. Только держал тебя за руку и был рядом… иногда ты бредила, что-то говорила, кричала. Вы даже как будто беседовали. Я не знаю. Мы могли только смотреть в окно палаты… — она смахнула с глаз слезы и, улыбнувшись, повернулась ко мне. — А дальше понеслось. Он только и успевал выписывать чеки на твое лечение. Лучшая палата, лучшие врачи, ты хоть представляешь, сколько стоит лечение в Германии и один день в этой палате?