Мотылёк над хищной орхидеей

Первая часть реабилитации продлилась две недели, потом Конрада отпустили домой, и Рей увёз его во Францию, но ему по-прежнему ничего было нельзя. Любые физические нагрузки и острые эмоциональные переживания оставались под запретом, за давлением нужно было тщательно следить, и как итог до середины мая Рей изнывал и познавал грани пословицы «глаз видит, да зуб неймёт». Конрад мучился ещё и от вынужденного безделья — в последнее время весь его досуг, как и всё обучение, были связаны со спортом и лепкой. Ни тем, ни другим теперь заниматься было нельзя. Месье Бастьен сам показывал ему приёмы работы с разными материалами, а Конраду оставалось только наблюдать.

— Что с вами произошло? — почти сразу же спросил месье Бастьен. Глаза его смотрели с подозрением, и Конраду пришлось рассказать всё как есть: про араба, подловившего его в подворотне, шрамы и операцию, которая последовала затем. — C’est un cauchemar! * — воскликнул тот и покачал головой, — эти арабы совсем посходили с ума! Конрад промолчал. Ничего о причинах случившегося Рей ему не сказал, но он и сам понял одно — араб вовсе не сошёл с ума. Это был какой-то личный счёт — и, видимо, не к нему самому. Конрад попытался сменить тему разговора, и это ему удалось. Бастьен принялся рассказывать про выставку, в организации которой он планировал принять участие в июне. Та должна была проходить в Laurence Esnol Gallery. — Вам тоже было бы полезно посмотреть, как будет проходить отбор и сбор работ, — заметил тот. Конрад кивнул. Ему и правда было интересно. Именно это он рассчитывал увидеть год назад, когда его практика в Лондоне сорвалась. Потом разговор какими-то плавными витками вернулся в прежнее русло, и Бастьен сказал, всё так же качая головой: — Ах, месье Кейр, я так жалею, что не предложил вам побыть моим натурщиком до того, как это произошло! У вас было потрясающее лицо. Конрад нервно улыбнулся — его несколько насторожил этот внезапный комплимент, хотя в его прежней компании и было принято просить позировать друг другу. Но именно потому, что он получал подобные предложения не в первый раз, Конрад хорошо представлял, который может стоять за ними подтекст. — Меня уже лепили пару раз, — сказал он небрежно, не уточняя, что в роли мастера выступали студенты первого курса Эдинбургского Университета, — да и я не думаю, что лицо так уж сильно изменится. В конце концов Рей немало заплатил за то, чтобы оно осталось таким, какое было до сих пор. Кстати, — он вдруг вспомнил о давным-давно заброшенной работе, которую начал по просьбе Рея. С Бастьеном он в основном лепил этюды, а то, что начал, отложил в сторону до лучших времён. Он подошел к стойке, прикрытой полотном, и, подозвав наставника, снял покрывало. Тот молчал. — Вышло не очень хорошо? — обеспокоенно спросил Конрад. — Вышло превосходно, — признал тот, — но на портрете в вашем взгляде такая тоска… Конрад отошёл к столу и, покопавшись в набросках и чертежах, извлёк оттуда фотографии, которые дал ему Рей. — Вот, — он закусил губу, — я хотел, чтобы получилось примерно так. Вернее, этого хотел Рей. Мне вспомнился «Умирающий галл»… — Да, — Бастьен подошёл к нему и тоже принялся разглядывать фотографии, — если бы у тебя получилось, вышло бы очень хорошо. — Я не смог рассчитать положение рук, потому что не знал, каким будет материал, — он закусил губу, — мне не хотелось делать в гипсе самого себя. Слишком легко разбить. Бастьен улыбнулся одним уголком губ. — Гипс всё же твёрже глины, хоть и более хрупок. Но я думаю, можно рассчитать так, чтобы сделать первый вариант в гипсе — а потом, когда ты освоишь новые техники, попробовать перенести в мрамор. Лучше так, чем не делать вообще ничего. Конрад закусил губу, посмотрел на собственную голову, лежащую на постаменте, и кивнул. — Тебе было бы хорошо сделать для будущей выставки что-нибудь, — продолжил месье Бастьен. — Я не успею, — с грустью сказал Конрад. — Достаточно одной или двух работ. По крайней мере, ты попробуешь. То, что ты начал, получилось действительно хорошо. Если хочешь, займёмся гипсом, как только тебе можно будет работать. Конрад кивнул и поблагодарил его.