Рей решился на план, который бы позволил ему перейти разделившую их черту. Конрад пока ещё не отказывался сопровождать его, хотя и вёл себя при этом как самый плохой коммерческий эскорт — сидел, высоко задрав нос, и не упускал ни малейшей возможности причинить Рею боль.
И всё же это было лучше, чем не видеть его совсем, потому ко дню рождения Конрада Рей купил билеты в Гранд-опера́, где Конрад всегда мечтал побывать.
Каково же было его разочарование, когда именно на вторник, за день до того, как они с Конрадом должны были уезжать, Энскиллу удалось назначить переговоры с американскими дилерами, которых Рей ждал почти целый год.
Терять билеты окончательно он не хотел. Передал их через Йонаса вместе с открыткой и предложением пригласить кого-нибудь из друзей.
Конраду было смешно. Он смотрел на бесполезные бумажки и не знал, куда их девать. Никогда ещё его день рождения не был таким одиноким, как в этом году.
— Кристер, пойдёте со мной? — с усмешкой предложил он. — Интересно, как бы вы прошли следом за мной, если бы я предложил билет кому-нибудь ещё.
— Обычно в таких случаях снимают ложу, — сказал тот.
Конрад кивнул. Вдумываться в нюансы жизни Рея и подобных ему он хотел сейчас меньше всего.
Опера, в которой он хотел побывать уже давно, не слишком радовала его. Он равнодушно смотрел на сцену, пытаясь вникнуть в творившиеся там страсти, но сам оставался как будто в стороне. Яркий свет слепил глаза в антрактах, огромные люстры, казалось, готовы рухнуть и придавить его своим весом.
Конрад попросил Кристера отвезти его домой, не досидев до конца, и всё время, пока машина везла его по пустынным промозглым улицам, думал о том, как докатился до того, что ему некого позвать на день рождения, кроме охранника, который получает деньги за то, чтобы всюду следовать за ним по пятам.
— Ненавижу тебя, — в который раз пробормотал он, закрывая глаза. Лицо Рея всплывало перед его мысленным взором, стоило только Конраду погрузиться в темноту.
Добравшись до особняка, он бросил короткий невольный взгляд на окна в кабинете, в которых поселилась темнота. Присутствие Реймонда давило на него — и в то же время прогоняло пустоту, поселившуюся внутри.
«Даже не зашёл, — думал Конрад и тут же обрывал себя: — А чего ты ещё ожидал?»
Он давно уже устал от попыток разобраться, что произошло между ним и Реймондом, было ли настоящим то чувство, в котором он едва не утонул в прошедшем году. «Если я не нужен тебе… Почему ты не отпустишь меня?» — думал Конрад, глядя в пустые глазницы окон. И тут же сам себе отвечал: «Идиот. Всё равно тебе некуда идти».
Он вошёл в дом, погрузившийся во мрак. Отмахнулся от Жака, который пытался выйти ему навстречу и включить свет, и двинулся по тёмным коридорам к своему крылу. Зашёл в спальню и замер, увидев на столе пышный букет цветов.
В сердце Конрада полыхнул огонь.
— Я хочу побыть один, — бросил он через плечо, давая Кристеру понять, что не нужно следовать за ним.
Сам Конрад вошёл в комнату и медленно, опасаясь спугнуть видение, подобрался к букету цветов. Вынул карточку и замер, увидев незнакомый почерк. Сердце билось бешено, как колокол во время пожара. Мысли метались между желанием позвать на помощь и желанием оставить в тайне то, что предназначалось только для него одного.
Наконец Конрад склонился к последнему и сосредоточив взгляд на карточке прочитал:
Любовь моя и жизнь тебе одной,
далекая и непонятная сейчас.
Напрасно говорю с тобой — ведь глаз твоих давно не вижу.
Ты выдумка моя, обман,
в который сам не верю я порой.
И в этот час, когда мы друг от друга далеки,
рыданье, ненависть и смерть захлестывают нас.
Нет жизни без тебя.
Но если без тебя и существую,
то, как потерянный, оплакивая и любя.*
Конраду стало холодно. Он не знал, кто автор стихов, но ему вполне хватало имени, красовавшегося под ними: Диего Коррес.
Конрад не сразу разглядел ещё несколько строчек, красовавшихся мелким шрифтом в самом углу:
«Я буду ждать тебя в «La Portena» вечером, девятого ноября».
Конрад закусил губу, крепко сжимая открытку в дрожащих пальцах. Особых сомнений в том, кто пишет ему, быть не могло. Но та жизнь, которая окружала его здесь, в шато, сводила его с ума. В Милане он, по крайней мере, имел возможность регулярно гулять по городу, теперь же, когда они с Реем практически всё время проводили в этой глуши, он уже с трудом мог справиться с пронзительным напряжением, звеневшим внутри него.
Конрад снова оглянулся на дверь, раздумывая, не позвать ли охрану. Наверняка Кристер поднял бы шум, едва узнав о том, что в комнате Конрада находится не проверенный никем букет. Конрад и сам теперь думал о том, как глупо было вообще приближаться к этим цветам, не позволив охране вначале взглянуть на них. Но пятью минутами ранее был абсолютно уверен, что единственный, кто может оставить здесь цветы — это Рей.
И Конрад решил для себя, что придёт.